Великий перелом - Гарри Тертлдав

Он удивленно зашипел. Здесь, на этом фронте, тосевиты прорвались: он прекрасно знал, что его бомбардировка их не остановила. Тем не менее командир базы отправляет его служить на другой фронт. Означает ли это, что Раса совершенно уверена, что остановит Больших Уродов здесь, или же что для удара по… Денверу — так, кажется, назвал его командир полетов? — действительно отчаянно требуется его помощь? Наверняка спрашивать об этом нельзя, но на месте он разберется сам.

Он проверил компьютер: действительно, в нем появилась информация, необходимая для полета в Канзас. Очень кстати, сам он не знал даже, где на этой планете находится названный регион. Техники закончили установку сбрасываемого бака и вернулись в грузовик, тот отъехал.

— Командир полета Теэрц, вам разрешается взлет, — сказал начальник. — Сообщите передовой базе в Канзасе.

— Будет исполнено.

Теэрц прибавил мощности двигателю и вырулил в конец взлетно-посадочной полосы.

* * *

Когда бы в эти дни Джордж Бэгнолл ни входил в темноту псковского Крома, он чувствовал, что и его собственный дух как бы погружается во мрак. Зачем только Александр Герман упомянул о возможности отправить его, Кена Эмбри и Джерома Джоунза обратно в Англию? Он уже смирился с пребыванием здесь, в богом забытом уголке Советского Союза. Но крохотный лучик надежды на возвращение домой сделал русский город и работу, которой он занимался, совершенно невыносимыми.

Внутри Крома неподвижно застыли по стойке смирно немецкие часовые. Стоявшие напротив них русские, большинство в мешковатой гражданской одежде, а не в застиранных мундирах, не выглядели так щеголевато, но автоматы, которые они держали в руках, были способны мгновенно перемолоть человека в кашу.

Бэгнолл поднялся по лестнице в штаб-квартиру генерал-лейтенанта Курта Шилла. На лестнице царила почти полная темнота: редкие окна-щели и масляные лампы, попавшие сюда прямо из четырнадцатого столетия, давали света не больше, чем надо, чтобы различить, куда поставить ногу. Каждый раз, взобравшись наверх, он благодарил свою счастливую звезду за то, что не сломал шею.

Он обнаружил, что Эмбри опередил его и теперь обменивается колкостями с капитаном Гансом Делгером, адъютантом Шилла. Насколько Бэгнолл знал, Делгер неодобрительно относился к англичанам, но держался корректно и вежливо. Поскольку споры в Пскове часто разрешались не только словами, но и пулями, вежливость была бесценной и бессмысленной редкостью.

Когда вошел Бэгнолл, Делгер приветствовал его первым.

— Гутен таг, — сказал он. — Я уж подумал, что вы уподобились партизанским командирам, но это было бы глупо. Скорее солнце сядет на востоке, чем русский явится в оговоренное время.

— Я думаю, что свойство опаздывать — или по крайней мере не беспокоиться о том, чтобы успеть вовремя, — кроется в особенностях русского языка, — ответил по-немецки Бэгнолл. Он изучал немецкий язык в школе, а русским овладел, только попав в Псков.

Многие немцы в Пскове, как это видел Бэгнолл, перестали считать русских недочеловеками. Капитан Делгер не был в их числе.

Александр Герман прибыл с опозданием в двадцать минут, Николай Васильев — спустя еще двадцать минут. Ни один из них не выглядел ни обеспокоенным, ни даже виноватым. В обществе партизан капитан Делгер был образцом военной педантичности — и неважно, что он говорил за их спинами. Бэгнолл воздал ему должное за то, что он воплощал в себе те же черты, которые можно найти у хорошего дворецкого.

Курт Шилл что-то буркнул, когда русские и англичане, которые должны были смягчать советско-германские отношения, вошли в его кабинет. Судя по бумагам, которыми был завален его стол, он не сидел без дела, пока ему пришлось ждать.

Встреча была обычной перебранкой. Васильев и Александр Герман хотели, чтобы Шилл направил на передовую больше солдат вермахта; Шилл хотел держать их в резерве на случай прорыва, потому что они более мобильны и лучше вооружены, чем их советские компаньоны. Это было похоже на начало шахматной партии, когда какое-то время каждая сторона знает ходы, которые вероятнее всего сделает другая, и знает, как на них ответить.

На этот раз — неохотно, но убеждаемый Бэгноллом и Эмбри — Курт Шилл пошел на уступки.

— Хорошо, — утробно прогудел Николай Васильев. Его голос звучал, словно рев медведя, проснувшегося после долгой зимней спячки. — От вас, англичан, есть кое-какая польза.

— Я рад, что вы так считаете, — сказал Бэгнолл, не ощущавший никакой радости.

Если Васильев считал, что они здесь полезны, то, вероятно, и Александр Герман тоже. Но если Александр Герман считает их полезными здесь, станет ли он помогать им вернуться в Англию, как намекал?

По виду генерал-лейтенанта Шилла было ясно, что мир ему отвратителен.

— Я по-прежнему настаиваю, что расходование нашего стратегического резерва раньше или позже оставит вас без необходимых ресурсов на случай кризиса, но мы будем надеяться, что данный конкретный случай не создаст такой трудности. — Он бросил взгляд в сторону Бэгнолла и Эмбри. — Вы свободны, джентльмены.

Он добавил это последнее слово для того, без сомнения, чтобы позлить партизанских командиров, для которых «джентльменов» заменял на «товарищей». Бэгнолл не стал задумываться над тонкостями языка, он поднялся с места и быстро направился к двери. Следовало пользоваться любой возможностью уйти из мрака Крома. Кен Эмбри без колебаний последовал за ним.

Яркий солнечный свет снаружи ослепил Бэгнолла. Всю зиму ему казалось, что солнце ушло навсегда. Потом оно оставалось в небесах все дольше и дольше, а с наступлением лета стало казаться, что оно вряд ли когда-либо уйдет вообще. Река Пскова снова свободно несла свои воды. Лед весь растаял. Земля бурно расцвела — ненадолго.

На рыночной площади неподалеку от Крома сидели бабушки, они болтали между собой, выставив для продажи или обмена яйца, свинину, спички, бумагу и многие виды товаров, которые, по идее, давно уже должны были исчезнуть из Пскова. Бэгнолл задумался: откуда они попадают к торговкам? Пару раз он даже пытался спросить их об этом, но лица женщин тут же становились замкнутыми и безразличными, и они делали вид, что не понимают вопросов. «Не ваше дело», — безмолвно говорили они.

С окраины города донеслось несколько редких выстрелов. На рыночной площади все заволновались.

— О, сумасшедший дом, — воскликнул Бэгнолл: — Неужели нацисты и большевики снова лупят друг друга?

Звуки выстрелов звучали все ближе к площади. Вместе с ними приближался тихий рев, который напомнил Бэгноллу о реактивных самолетах ящеров, но доносился с высоты всего в несколько футов над землей. Нечто белое длинное и тонкое пронеслось по рыночной площади, обогнуло церковь Михаила Архангела и собор Троицы, а затем ударило в стену Крома. Взрыв сбил Бэгнолла с ног, и тут же он увидел, как вторая белая стрела повторила курс своей предшественницы и тоже ударила в Кром. Второй взрыв швырнул на землю Эмбри.