На рубеже двух столетий. (Воспоминания 1881-1914) - Александр Александрович Кизеветтер

18-го февраля наконец был обнародован акт, освещавншй намерения власти. В рескрипте на имя Булыгина государь возвещал, что отныне он "вознамерился привлекать достойнейших, доверием народа облеченных, избранных от населения людей к участию в предварительной разработке и обсуждению законодательных предложений". Тут же было определенно подчеркнуто, что далее совещательного представительства власть не намерена сделать ни шагу по пути политического преобразования. Было указано, что созыв народных представителей обусловливается "непременным сохранением незыблемости основных законов империи", а в особо изданном в тот же день манифесте осуждались крамольные посягновения разрушить существующий государственный строй с целью "учредитъ новое правление на началах, отечеству нашему не свойственных". Эго были чрезвычайно неосторожные слова; ведь через восемь месяцев эти самые "начала" провозвещались в новом манифесте как "признанные за благо" с высоты престола!

Март и апрель 1905 г. прошли в кипучем возбуждении общества. Правительство выказывало в одно время и страх перед общественным движением, делая явно вынужденные уступки, и желание ограничить эти уступки гомеопатическими размерами. Такое поведение власти только взвинчивало общественные круги, охваченные политическим возбуждением, а трагические вести с театра войны придавали особенно зловещую мрачность картине общего положения. Как раз 12–24 февраля разразился 12-ти дневный бой под Мукденом, затмивший и размерами жертв, и грозностью неудачного исхода даже предшествующее ляоянское наше поражение.

Правительство предпринимало некоторые шаги, которые должны были свидетельствовать о повороте внутренней политики на новые пути. В марте вдруг были приостановлены недавние мероприятия в Финляндии, ломавшие финляндскую конституцию. 17-го апреля был издан закон, предоставлявший широкие льготы старообрядцам и сектантам в их религиозном быту. Особое совещание под председательством Булыгина выработало Положение о совещательной Государственной думе. А в это время многочисленные мартовские съезды выносили резолюции с требованием созыва Учредительного собрания, но деревенской России распространялись аграрные беспорядки, особенно в центральных губерниях и в северо-западном крае; убийства и покушения на убийства должностных лиц следовали одно за другим, во флоте разгоралось революционное движение, в учебных заведениях пришлось прекратить все занятия до осени.

В апреле кипучую деятельность проявили конституционалисты. В Москве иод председательством И.И. Петрункевича происходил очень важный съезд, посвященный аграрному вопросу. В докладах Мануилова, Кауфмана, Герценштейна, Петра Долгорукова и др. туг были установлены все основные положения аграрной программы будущей партии Народной свободы. А в 20-х числах апреля земцы-конституционалисты тоже в Москве обсуждали основы конституции, после чего последовало окончательное отделение группы "шиповцев", не принимавших конституции, в особую политическую группу.

А затем разразился новый удар, потрясший людей до глубины души: 14 мая эскадра Рождественского стала жертвою катастрофического разгрома у острова Цусимы. Летние месяцы этого года я проводил в Териоках, так как мои архивные работы для докторской диссертации находились в полном ходу и мне надо было использовать летнее время для занятий в петербургских архивах. Каждое утро отправлялся я из Териок в Петербург, в Государственный архив, и возвращался к вечеру на свою дачу с целым коробом вестей. События развивались безостановочно. Летом 1905 г. вспыхнули крупные волнения в Черноморском флоте. Броненосец "Потемкин", захваченный взбунтовавшимися матросами, открыл стрельбу и затем, спасаясь от преследования, ушел к берегам Румынии. В мае, июне, июле в Москве шли чуть ли не беспрерывные земские съезды[15]. 6-го июня состоялся прием государем земской делегации в Петергофе, и всю Россию облетела речь Сергея Трубецкого, сказанная им государю о том, что участие в народном представительстве должно быть предоставлено всему населению без различия сословий. Николай II в своем ответе заявил, что его воля созывать народных представителей непременна, но тут же подчеркнул, что единение царя со всею Русью должно будет происходить как встарь, в согласии с самобытными русскими началами. Но через две недели — 21 июня — состоялась прямая контрдемонстрация. Государю представилась депутация от правых общественных групп, и гр. Бобринский произнес при этом речь, явившуюся прямой полемикой с речью Трубецкого. Он заклинал государя призывать на совет выборных людей только от "освященных историей бытовых групп". "Вам говорили, — сказал Бобринский[16], прямо цитируя речь Трубецкого, — что русский царь уже не царь дворян и не царь крестьян, и болезненно содрогнулось сердце дворянства, свято памятуя слова державных предков ваших, называвших себя первыми дворянами России". И государь ответил: "Мне особенно отрадно то, что вами руководит чувство преданности к родной старине. Только то государство сильно и крепко, которое свято хранит заветы прошлого". Все это давало мало уверенности в готовности верховной власти идти навстречу новым требованиям жизни.

Между тем в Москве съезды земских деятелей соединились со съездами городских деятелей, и на этих съездах в течение июля был подробно обсужден и принят проект Основного закона, т. е. конституции, подготовленной Муромцевым, Кокошкиным и Н.Щепкиным. В результате всех этих обсуждений было решено, что земские съезды свою политическую роль уже выполнили и что теперь встает задача образования политической конституционно-демократической партии.

6 августа появились Положение о Государственной думе с законосовещательными функциями и высочайший манифест. В это время мирные переговоры с Японией в Портсмуте шли уже полным ходом. 16 августа мы только что отужинали и сидели за чаем в своей даче в Териоках. И вдруг загремели пушечные выстрелы со стороны Кронштадта. Они следовали равномерно друг за другом, наполняя своими звуками воздух мирной летней ночи. Мы удивленно посмотрели друг на друга и тотчас же воскликнули хором: "Это — мир!"

К концу сентября я вернулся в Москву и сразу попал в атмосферу политического возбуждения. Все лето Москва кипела, как в котле. Земские съезды были в центре внимания всей России. Администрация пыталась было наложить veto. Но земцы открыто отказались подчиняться атому распоряжению и явочным порядком продолжали свои занятия. Рассказа ми об этих летних впечатлениях была полна вся Москва. Однако начались уже и новые осенние заботы. Издание Положения о Госуд. думе 6 августа ставило на очередь вопрос: следует ли участвовать в выборах в это учреждение, никого не удовлетворявшее. Земцы-конституционалисты решили вопрос в утвердительном смысле, считая тактику бойкота в корне ошибочной; крайние левые группировки, напротив того, стояли за бойкот, более всего опасаясь, что участие в выборах в законосовещательную Думу отвлечет массы от чисто революционных выступлений. На всевозможных собраниях, которые были тогда то и дело созываемы в разных частях Москвы, только и речи было, что по этому жгучему в тот момент спорному вопросу. 12–15 сентября в Москве происходил новый съезд земских и городских деятелей, к участию в котором были приглашены М.М. Ковалевский и П.Н. Милюков. Публика устремлялась на эти заседания, словно в парламент. Здесь еще раз были обсуждены все