Школа обмана - Борис Пугачев

Кафе, в котором Родик назначил встречу с Серафиминым генералом (как он про себя его называл), было как раз таким. Немного казематистым, с маленькими подслеповатыми окошками и облупившимися рамами, небрежно подкрашенными в непривычный розовый цвет. В углу этого помещения высилась самодельная барная стойка из крашенного в тот же розовый цвет ДСП с горкой, уставленной красивыми бутылками, содержимое которых вызывало у Родика массу скептических комментариев. Родика здесь хорошо знали и сразу принесли банку пива и маленькую тарелочку с маслинами.

Потягивая пиво, Родик, чтобы чем-то себя занять, читал давно изученное меню — напечатанный на машинке лист, вложенный в папку, обтянутую красным, местами уже протертым, кожзаменителем. Это занятие вскоре ему надоело, и, подозвав скучающего официанта, он сообщил, что ждет двух гостей, и можно выставлять на стол все имеющиеся закуски, которых, если верить меню, всего четыре.

Официант уже заканчивал сервировку стола, когда появилась Серафима в сопровождении худощавого, выше среднего роста мужчины, облаченного в длинный темносиний плащ и черную кепку. Мужчина протянул руку и невнятно представился. Родик так и не понял, как его зовут. Помогая Серафиме раздеться, он окинул взглядом ее спутника, уже избавившегося от плаща и кепки. Он был одет в мешковатый, неопределенного цвета, поношенный костюм, застегнутый на все пуговицы. Светлая рубашка плохо сочеталась с зеленым галстуком в мелкий белый горошек и предназначалась человеку с существенно более толстой шеей. На вид мужчине было лет сорок пять — пятьдесят.

Лицо нездорового желтого цвета сплошь избороздили глубокие морщины, вертикальные по щекам и горизонтальные, словно нарисованные на переходящем в лысину лбу. Глаза, близко посаженные к тонкой переносице, имели блекло-голубой цвет, а набухшие под ними темные мешки выдавали либо болезнь почек, либо пристрастие к алкоголю. В целом первое впечатление складывалось не в пользу нового знакомого.

— Что будем пить? — провожая гостей к столику, поинтересовался Родик.

— Не спрашивай… Конечно, водку, — кокетливо отозвалась Серафима. — Мы все еще советские люди.

— Серафима совершенно права. Хуже водки лучше нет, — оживившись, произнес мужчина низким голосом.

— Может, пива? — поинтересовался Родик.

— Пиво без водки — деньги на ветер. Ха-ха. Можно. Давно баночного не пил, — моментально среагировал генерал.

Родик сделал необходимые распоряжения официанту и предложил гостям сесть.

— Как перестроечная служба? — дружелюбно спросил он, почувствовав, что этому человеку можно задавать любые вопросы.

— Все поломалось. Демократия… Зарплата нищенская. Даже на водку не хватает. Уволился бы, да не выслужил еще.

«Странный ответ для генерала. Похоже, это он Серафиме лапшу на уши навешал. Одинокая женщина чему хочешь поверит. Хорошо, если он вообще где-то служит. Больше похож на алкаша», — подумал Родик, а вслух предложил:

— Давайте за знакомство!

Выпили, закусили. Родик наполнил рюмки.

— Серафима мне много рассказывала о вас, Родион Иванович. Я очень уважаю ученых. Нет пророка в отечестве. Заставлять ученых заниматься спекуляцией преступно. Давайте выпьем за старые времена, когда все стояло на своем месте. Спекулянты торговали в сортирах, а ученые работали в светлых кабинетах, — проговорил мужчина.

Снова выпили. Родик замешкался, и Серафима сама разлила водку.

— Насчет спекуляции — вы уж слишком грубо. До этого мы еще не опустились, — поправил Родик.

— Не согласен. Спекуляция — это купить у государства по одной цене, а продать по большей. Раньше — уголовно наказуемое деяние. Серафима в вашем предприятии, по-моему, этим и занята. Ведь товары-то, которые вы продаете, производит пока еще в основном государство.

— У нас по большей части зарубежные товары.

— А тушеночка? А шоколад? Я был на вашем складе. Не успокаивайте себя, спекуляция…

— Ну все же давайте называть это коммерцией.

— Как угодно. Если вам так приятнее… Но если назвать кошку тигром, она все равно окажется кошкой, когда на нее нападет собака.

— В одном с вами соглашусь: занятие коммерцией — вынужденное для нас действие. Так складываются финансовые обстоятельства.

— Не оправдывайте себя. Это не временное — это надолго. Весь капиталистический мир держится на спекуляции. А мы бежим за этим миром вприпрыжку.

— А как же производство? Вы же не станете спорить, что производство у них сверхразвитое. Мы отстали по многим позициям — навсегда.

— Конечно, не собираюсь спорить. Да и не для этого мы собрались. Скажу только одно: они строят свой капитализм сотни лет, а мы пока еще даже не сломали социализм. Ломать его нам предстоит еще очень долго, а пока доктора наук будут спекулировать на толкучках или в своих товариществах. Вот разница. Наша страна долго еще не вернется к производству. Супостату это невыгодно. Да и некому скоро станет на заводах работать. Помяните мое слово. Скоро все торговать или воровать возьмутся, причем воровать друг у друга. И у государства ничего не останется — своруют все… Давайте за Родину! Нас же патриотами воспитывали.

— Вы уж совсем пессимистическую картину рисуете, — выпив, заметил Родик и опять наполнил рюмки. — Предлагаю поднять за то, чтобы ваши прогнозы не реализовались.

— Можно… Вы уж очень частите, — опрокинув стопку, согласился мужчина. — Однако это не прогнозы, это реальность. Имею информацию… А ваша проблема… Мне Серафима в двух словах рассказала. Это не проблема. Это естественный ход развития существующей в стране ситуации. Вы занимаетесь криминальным делом, вот криминал к вам и приходит. Просит свою долю, такие у них законы. Вы, как часть криминального сообщества, должны пополнять общак.

— Я не считаю себя частью криминального сообщества.

— Это ваше личное дело. Многие воры не считают себя ворами, но имейте в виду, что вы не Робин Гуд и даже не Дубровский. Вы обычный спекулянт и фарцовщик. Извините, может быть, необычный. Ведь вторая часть преступления спекулянта — это неуплата налогов государству. Берусь спорить на что угодно: налоги вы либо не платите, либо платите не полностью. Это воровство. Причем воровство у собственного государства. Уж тут точно должны отдать часть в воровской общак, все совершенно логично. А доллары? Восемьдесят восьмую еще не отменили. Сидят такие, как вы, в тюрьмах.

— Хорошо. Предположим, я отдам часть денег. Что произойдет потом?

— Вы станете действующей частью криминального сообщества. Причем самой неуважаемой его частью — барыгой. Барыга слабо защищен. Его могут кинуть, взять на дурняк, отправить в расход, урыть. Вариантов много. Все это с позиций уголовного мира законные операции, даже поощряемые.

— А если не отдавать?

— Опять вариантов много. Вероятно, вас будут заставлять платить разными способами. Самый простой — физическое воздействие. Могут начать давить на семью. Могут сжечь машину, дачу. Фантазия не ограничена. При этом вы должны понять, что, вероятно, имеете дело не с людьми, живущими по воровским законам, а с так называемыми отморозками. Или еще хуже — с какой-нибудь шпаной дворовой. Они не соблюдают правила, не сидели в тюрьме или сидели, но были там в самой низкой касте опущенных. Они способны на все. Озлоблены, любой ценой хотят обогащаться.