Дальше фронта - Василий Звягинцев

Ляхов тоже решил не углубляться в дебри.

– Так о чем мы? Кто тебя послал и для чего? И вообще, ты – это я, или так просто, действующая модель паровоза в натуральную величину? Нужно понимать, что ты – это я, но существующий в иных исторических условиях. Аналог, вроде как у Азимова в «Конце вечности» описано.

– Не читал. Но этого же не может быть? Даже будучи абсолютными копиями генетически, в разных исторических условиях мы стали бы абсолютно разными по жизненному опыту, воспитанию, привычкам и тэпэ. Согласен? Как разлученные в младенчестве близнецы. Основные черты характера, темперамент, внешность остались бы, но и только. Самое же главное – при иной истории России у нас были бы совершенно разные родители. Не могли еще и их аналоги встретиться в то же время и в том же месте.

Второй пожал плечами в знакомой манере:

– Ну и что же? Твоих как зовут?

Вадим сказал.

– Моих так же. Отец – кто?

– Старший инспектор кораблестроения в Гельсингфорсе.

– В нынешнем Хельсинки, значит. Мой – контр-адмирал-инженер в Петербурге, бывшем Ленинграде. Чего тебе еще надо?

– Значит, чей-то из миров – ненастоящий. Думаю, это нетрудно выяснить.

– Сомневаюсь. Расхождения, конечно, будут, но если так есть – значит, есть. Я считаю свою жизнь подлинной, ты – свою. Наш менее удачливый «тройник» – тоже. И какая нам разница?

– А ты про нашу жизнь что-нибудь знаешь?

– Знаю, – усмехнулся второй. – Ты вот что пойми. Мы с тобой практически почти в одних и тех же обстоятельствах. Я здесь воевал, ты тоже. Я бросил гранаты, что-то там внизу здорово рвануло, контузия и все такое. Пришел в себя, увидел вертолеты, они нас вывезли… Почти как у тебя. С энными поправками. Утром пошел я пива выпить, подсел ко мне мужчина в кремовом костюме…

– Слушай, тебе это ничего не напоминает?

– «Никогда не заговаривайте с незнакомцами»? Как же, как же. Только вряд ли это тот самый случай. А там кто его знает… В общем, побеседовал он со мной на разные интересные темы, после чего предложил несколько изменить свою жизнь, причем в сугубо лучшую сторону.

– То есть?

– Перейти с государственной службы на частную, интересную и прилично оплачиваемую.

– И ты?

– А что я? Наша жизнь, знаешь ли, не в пример мрачнее вашей, и возвращаться домой резонов, признаться, было мало. Ну, заработаю я у ооновцев штук двадцать баксов…

– Не понял.

Второй опять усмехнулся:

– На языке родных осин – двадцать тысяч американских долларов, по курсу на тот момент один к тридцати рублям. Хватит на два года сравнительно приличной московской или питерской жизни. Если взять подержанную иномарку – останется на полтора. Купить квартиру – не хватит. Оклад армейского денежного содержания у меня – чуть больше двухсот баксов в месяц. Перспективы службы – почти нулевые, на гражданке почти то же самое, если в богатую частную клинику не устроиться. Уехать на Запад – заморишься диплом подтверждать. Так что…

– Неужели все так плохо?

– Ну, может, не совсем так, как тебе вообразилось. Жить, конечно, можно. По крайней мере, лучше, чем при большевичках. Веселее, и очередей, наконец, нету.

– Очередей – за чем? – не понял Вадим-1.

– За всем. Но мы опять отвлекаемся. Завербовали меня, короче. Нет, нет, не в израильские шпионы и не в русскую мафию, в международную гуманитарную организацию, вроде былого «Корпуса мира». Ну, ездили там волонтеры-добровольцы в отсталые афро-азиатские страны, кормили, лечили, грамоте учили…

– А вот ты, значит, к нам теперь приехал? Мы для вас, получается, вроде Сомали какого-то? При том, что у вас военврач с хлеба на квас перебивается, а я очень даже обеспечен, если не сказать – богат, – съязвил Ляхов.

– «Не от большой мудрости говоришь ты это», – писал Экклезиаст. Российские реалии – одно, наши дела – другое. Объяснять некогда и пока незачем. И так заболтал ты меня на побочные темы, а времени – в обрез.

– Меня тоже в аналогичной ситуации вроде как завербовали, но совершенно в другом смысле…

– Об этом и речь. В том и заключается моя сегодняшняя миссия. Приободрить тебя и предостеречь. Видишь ли, существует опасение, как бы от избытка впечатлений крыша у тебя не поехала…

Ляхов обратил внимание, что «альтер эго» употребляет много непривычно звучащих выражений, но понимал, что ничего странного тут нет. Другой мир, другие и жаргонизмы. Скорее удивляло, что их русские языки так поразительно схожи в главном.

– Только я-то себя знаю, поэтому за твою психику спокоен. Другое дело, что от избытка впечатлений ты можешь начать себя вести недолжным образом…

– То есть?

– Начнешь поступать не так, как предопределено генеральной матрицей твоей личности. И тем самым исказишь все направление ваших мировых линий.

– Не понимаю. Точнее – понимаю то, что говоришь, но не понимаю, как я могу сохранить «матрицу», не зная, что она собой представляет. В каждый данный момент я могу поступить так или иначе, и в любом случае буду уверен, что совершаю правильный выбор. А вот теперь, после твоих слов, я попадаю в положение сороконожки, которая вдруг стала задумываться, в каком порядке следует переставлять ноги…

– Видишь, я был прав. Я говорил своему куратору, что выходить с тобой на контакт – рано. Мы ведь умные парни, без лишней скромности, вполне можем обходиться без советчиков. Только нас не спрашивают, увы!

– Может быть, это пока? А там начнут и спрашивать?

– Возможно, очень возможно. Только ты меня все время отвлекаешь, а времени все меньше и меньше. Контакт может прерваться в любой момент, я не знаю, в какой, мне не сообщили, но велели спешить. Так что ты помолчи, сделай милость. – Двойник явно нервничал, очевидно, сам очень хотел сообщить как можно больше, причем чего-то конкретного, а не «беллетристической» информации.

Ляхов это отчетливо понимал, но и сдержаться не было сил. И его двойник был таков же, что совершенно естественно, поэтому, забывая о задании, сам спешил выложить интересующие «альтер эго» сведения. Ну, как бывает, когда встречаются два любителя поговорить, и токуют, размахивая руками и перебивая друг друга, каждый о своем. Только здесь был еще более тяжелый случай.

– Главная суть вот в чем, – продолжал двойник, – ты должен четко усвоить, что все с тобой происходящее – нормально. Идет так, как должно идти. Выберетесь вы отсюда благополучно. Там для тебя тоже все будет хорошо. Но надо, обязательно, чтобы, вернувшись, ты не испортил… Ну, не исказил генеральную линию. Продолжай жить, как жил. По той же схеме. Не пытайся идти поперек натуры, не подстраивай поступки под воспоминания о будущем.

– И ты считаешь, что это возможно – не думать о белой обезьяне?

– Возможно, вполне возможно. Главное – не в том, чтобы не думать, а в том, чтобы твои решения не диктовались примитивным негативизмом: я, мол, сделал бы так-то и так-то, но раз теперь я знаю «истину», значит, поступать буду с учетом нового знания…