Кстати о любви - Марина Светлая

Руслана внимательно и долго смотрела на него, будто ощупывая его черты в полумраке освещаемого фонарями бульвара – лоб, нос, губы, подбородок. Спустилась к булавке на галстуке. Снова вернулась к лицу, откровенно разглядывая и будто бы то ли вспоминая, то ли сравнивая с тем, что помнила. Потом кривовато усмехнулась, отчего родинка над губой приподнялась. И демонстративно хлопнула ладонью по лбу. А после, не отнимая руки, глухо спросила:

- А если она правда тезка, а я правда увлеклась конкурсами красоты?

- А я правда похож на идиота, - посмотрел он вопросительно.

- Да нет… - Росомаха резко убрала ладонь. – Лукин как Лукин.

- Так нахрена ты продолжаешь рыскать?

- Ничего я не продолжаю. На одном Фейсе зарегано больше двух тысяч

Алин Соловьевых. Сколько шансов, что это та самая? А девка занятная.

Про нее получается охерительный материал. Если ты помнишь адрес моего блога, можешь заглянуть – там есть наброски. Обхохочешься.

Адрес Егор помнил, очень хорошо помнил. Заглядывал в него то чаще, то реже. Фотографии не смотрел, заметки пропускал, статьи просматривал. А вот про Алину не заметил…

- Обязательно, - кивнул он. – Пока здесь посмеюсь. Рассказывай.

- Ну, ок, - Руслана коротко зло рассмеялась, достала сигарету, порылась в кармане сумки в поисках зажигалки, движения получались рваными, нервными, такими, каким был сейчас ее голос. – Я встретила ее в Вене… там у мистера Озерецкого были съемки… Наша девка с нашим же папиком, живущая за счет того, что выезжает на других. Рыночные отношения в половом вопросе. Ты мне – я тебе. Прямо руки засвербели, вдохновение нашло, разум помутился. Я живу в режиме реалити-шоу. Каждый день. А она за счет меня надеется засветиться. В этом, конечно, нет ничего криминального. И я научилась ловить кайф.

Лукин достал из кармана зажигалку и протянул Руслане. Несколько мучительных секунд она тупо смотрела на его ладонь и пальцы. Потом хрипло выдохнула свое «спасибо», с этим выдохом быстро взяла зажигалку и закурила.

- Короче, - продолжила Руська свою тираду. – Алинка – просто клад. Мозга нет, сердца нет, амбиции – закачаешься. Такой особый формат женщины, типичный для нашего времени. Меня прет.

Он наблюдал, как ветер шевелил ее короткие волосы, пока она разглагольствовала. Словом она владела – это он знал и раньше, но поделиться не сочла нужным, а слушать откровенный трёп – не имел ни малейшего желания.

- Продашь в мой журнал? – спросил Егор, когда она замолчала.

- Мы с Алинкой в «À propos»?

Лукин кивнул.

- Продашь?

Руслана затянулась. На него теперь не смотрела – смотрела на море, которого в темноте и видно почти не было. Оно только шумело где-то впереди. Напоминало о себе звуками, похожими на чье-то дыхание.

- А продам! – прозвучало сквозь этот шум, ветер и редкие голоса людей. –

Договоримся.

- Тогда звони, - Егор поднялся, - когда захочешь договориться.

- Ок, - Росомаха вскинула голову за ним следом. – Только чур секс вместо оплаты больше не предлагать.

- Ты мне льстишь, - сказал Лукин на прощание и оставил ее одну.

В ресторан больше не вернулся. Чувствовал себя оказавшимся в том дне, когда приехал домой от Озерецкого. Перед глазами снова маячил блеклый круг от светильника на потолке. Тогда, лежа на кровати, он точно знал, что если и мотаться по свету, то исключительно ради путешествий. Желание доказать, что он не жираф, исчерпало себя. Больше это не имело значения. Хотя бы ради этого стоило встретиться.

В ладони все еще оставалась его зажигалка. Она крепко сжимала ее в кулаке, будто самое важное. Пальцами другой руки – старательно стряхивала пепел с сигареты. И уперто приковывала себя к скамье, чтобы не броситься следом за Лукиным. Нахрена, спрашивается?

Четыре месяца прошло. Четыре.

Да только шли чертовы месяцы. Время шло. А она ни на мгновение не сдвинулась с той черной точки, когда сидела в Корвете где-то за городом, сейчас и не вспомнишь где, долбанувшись о столб. Он звонил. Звонил и звонил, терзая ее каждым своим звонком. А она заставляла себя держать телефон включенным – та еще пытка.

Только заглядывать в эту черноту совсем ни к чему.

Руська медленно выдохнула и бросила окурок в урну.

Металлический корпус зажигалки нагрелся от ее пальцев, а ей было холодно. Куртка осталась в номере – вечеринка не предполагала верхней одежды. Чертов Гамлет не звонил. За один вечер все покатилось к хренам.

Анатоль свалил. Носов умчался его разыскивать. Алинка ездила по ушам.

А сама Росомаха могла замечать только Егора с его новой пассией. И торопливо, хаотично перелистывать страницы памяти, пытаясь понять, кто эта женщина. Много времени не понадобилось. Девушка по имени

Виктория с ногами от ушей и редкой фамилией Машчетатам значилась в числе участниц конкурса.

Значит, Егор здесь вроде Анатоля – бабу свою привез развлекать. Смешно.

Прям обхохочешься. Но вместо смеха она злилась на себя за то, что спросила про Залужную. Не ее дело. Давно уже не ее дело. И никогда не было ее. Она в его жизни – случайно, по соглашению, о котором ее в известность не поставили, но это не значило, что его не существовало.

Временное явление.

Какого хрена он оказался именно в это время и именно в этом месте?

И поди ж ты… помнит про Алинку!

Росохай мрачно усмехнулась. Еще бы… забудешь тут… не каждый день приходится спать с женщиной, у которой рожа разукрашена мягкими переливами от фиолЭтового к зеленому. Это не танго с Викторией

Машчетатам отплясывать всем на зависть. А он любил внимание к своей персоне. Ему это нравилось, сам говорил. И с такой, как Вика, оно действительно имеет смысл. Красивая женщина. Красивый мужчина. Как там мама говорила… одного полета птицы. И самое разумное – выбросить все из головы. Чтобы эта самая голова могла сохранить хоть остатки видимого разума.

Но оно не выбрасывалось, как ни пыталась.

Когда Руслана поднималась к себе в мансарду, на часах было уже хорошо за полночь. Из ресторана все еще доносилась музыка, хотя ряды отмечающих сильно поредели. У лифта никого. Глушь. На этаже тихо – никакого шума не доносилось.

Она медленно брела по ковровому покрытию, глядя под ноги и отмечая нелепость зеленых кедов на красном. Такого опустошения давно не чувствовала. Даже думать сил нет. Бесконечный день, невыносимый, напоминающий то самое безвременье, о котором когда-то в шутку просил

Егор и которое она однажды вообразила себе существующим, когда они вместе. Оказалось, нет. Оказалось – в одиночестве, без него. Только у нее даже безвременье – как черная дыра, которая уводит, затягивает.