Океан. Черные крылья печали - Филип Жисе

Удивительно, но Эбигейл ничего не сказала, послушалась и отодвинулась от Винченцо, правда, перед этим успела стереть пальцем кровь с его ноги и сунуть палец в рот.

– Мы – люди, – синьора Полетте легла на спину и закрыла глаза, – и перед смертью должны оставаться людьми, а не превращаться в животных. Умереть человеком более подобно человеку, чем выжить, но при этом стать животным… Отец наш милостивый, если на то воля твоя, мы умрем, но одного прошу тебя, пошли нам быструю смерть, не заставляй нас испытывать муки жажды. Только об этом тебя прошу, ни о чем более. Ни о чем более. Аминь, – синьора Полетте умолкла, и над лодкой повисла тишина.

Ангелика закрыла глаза, помолилась, понадеялась, что бог услышит синьору Полетте. Хотя все же никак не могла понять, почему он должен был услышать ее сейчас и ни желал этого делать ранее, не направил к ним спасателей или какой-нибудь корабль. Ведь они же не одни на планете, в конце концов. На планете семь миллиардов людей, и ни одного из них они не видели за последние… неделю? Две? Месяц? Ангелика уже и не помнила. В голове все перемешалось. Испепеляющая сознание жажда, иссушающая душу апатия и какая-то рабская покорность судьбе. Если уже синьора Полетте смирилась с настоящим, то, может, будущего для них и никакого уже нет. Тогда зачем жить дальше? Поднять полог и перевалиться через борт. Акулы все же более милостивы, чем бог. Их зубы принесут спасение, избавление от мук, от бессмысленного выживания, которому они следовали с того момента, как оказались в лодке. И зачем только они спаслись? Смерть не отпустила их, она всего лишь ослабила хватку, дала им возможность сделать еще один глоток свежего воздуха. Только вот зачем?

Ангелика открыла глаза и увидела Эбигейл, склонившуюся над бедром Винченцо.

– Ну ее, – подумалось.

Ангелика перевела взгляд на убежище Алессандро. Тот лежал на спине и спал, а может, просто ослаб и не мог двигаться. Рыба – это хорошо, только, сколько же необходимо той рыбы, чтобы утолить жажду одного человека? Явно больше, чем одна, а то и все пять, иначе их тела не напоминали бы тела мумий, а сознание не поглотило бы равнодушие – к миру, к другим, к собственной судьбе.

Смирение. Быть может, стоит еще немного подождать, и тогда оно принесет спасение, спасение в забытьи, которое никогда больше не станет явью. Ждать не сложно. Сложно терпеть жажду, глотать пустоту в надежде, что она превратится во влагу, и осознавать, что этой надежде никогда не суждено стать частью реальности. Бог покинул их. А скоро их покинет и жизнь.

Наступил сентябрь, а Леопольдо все еще находился в Милане. Мать убеждала, настаивала на том, чтобы он вернулся домой в Ареццо, но что-то держало его. Какая-то таинственная невидимая нить его души. Будто все надеялся, что Ангелика объявиться, найдется. Но август закончился, а нового о спасательной лодке Леопольдо ничего так и не узнал. Ни кто ее пассажиры, ни живы ли они до сих пор. Вряд ли. Эксперты еще раньше заявляли, что если даже пассажиры этой лодки не погибли в волнах, то на них могли напасть акулы или, и к этому варианту склонялось большинство экспертов, они давно должны были умереть от жажды. Ничего нового, разве что поиски лодки прекратились окончательно. Несмотря на ранние заявления правительства в последних числах августа итальянский военный корабль покинул акваторию Атлантического океана и вернулся в Италию, окончательно похоронив надежды Леопольдо на возвращение Ангелики. Разумом он давно уже смирился с трагедией, а вот сердцем, сердцем верил до конца, к несчастью конец оказался болезненным.

Казалось бы, теперь можно вернуться в Ареццо, как того и хотела мать. Но невидимая нить его души держала крепко. И хотя надежда на возвращение Ангелики умерла, покидать Милан Леопольдо не спешил. Все откладывал переезд на потом. Почему? Он и сам этого не знал. Многое здесь напоминало об Ангелике – ее вещи, фотографии. Прошлое держало его на привязи, точно цепь собаку. Уехать в Ареццо значило оборвать все связи с прошлым. Для него это был бы лучший вариант, но и самый болезненный. Он был не готов порвать со своим прошлым, так как интуитивно понимал, что это будет больно, очень больно. Поэтому и оставался в Милане, в квартире, где все напоминало об Ангелике. Даже аромат ее туалетной воды, казалось, все еще жил здесь, все еще тревожил его сердце, заставлял трепетать его ноздри. Сколько раз Леопольдо доставал из шкафа какой-нибудь свитерок Ангелики и подносил к носу. Грудь наполнялась любимым ароматом, а глаза слезами. Нет, расстаться с этим – значило живьем вырвать из груди сердце. Это было выше его сил, выше его мизерных человеческих возможностей.

И все же Леопольдо хотел бы забыть Ангелику, так как память о ней причиняла ему боль. Он не мог сосредоточиться на работе, был рассеянным и несколько раз уже успел побывать в кабинете у директора компании. Тот знал о случившемся, понимал чувства Леопольдо, но просил о работе не забывать. Бизнес есть бизнес. Деньги здесь важнее человеческих чувств. И Леопольдо это понимал, но рот сердцу не заткнешь ни деньгами, ни карьерой.

Время от времени Леопольдо встречался с Мариной, сидели в пиццерии, гуляли по Милану, а раз или два даже сходили в кино. Марина Леопольдо нравилась, несмотря на то, что некоторые ее особенности вызывали у него недоумении, как то: любовь к туфелькам на высоком каблуке, миниюбкам и кофточкам или блузкам с часто не в меру глубоким декольте. Ангелика тоже любила красиво одеваться, красиво и просто. Марина же одевалась не только красиво, но и вызывающе, любила привлечь к себе внимание противоположного пола. Для Леопольдо это было не то что неприятно (в конце концов, они же всего лишь друзья), скорее непонятно.

И вместе с тем Леопольдо был рад знакомству с Мариной. Ему нравилось с ней гулять, разговаривать, но, главное, она помогала ему оставаться на плаву, помогала не погрузиться окончательно в омут отчаяния. Благодаря ей его жизнь была не такой серой, какой могла бы быть без нее. Тем не менее, в Италию Марина приехала в отпуск, а отпускам свойственно иметь не только начало, но и конец. Отпуск Марины не был исключением. Пятого сентября девушка собиралась возвращаться в Россию. Эта новость не могла не опечалить Леопольдо, так как он уже успел привыкнуть к их с Мариной вечерним посиделкам и прогулкам. Печалила она и Марину, которой нравилась Италия и которая не раз говорила Леопольдо, что хотела бы обосноваться здесь навсегда. Может, на что-то намекала? Леопольдо не знал, но был бы не против дальнейших встреч с Мариной. Хотя бы до тех пор, пока память об Ангелике перестанет быть такой цепкой и от того болезненной. Ко дню отъезда Марины они стали встречаться чаще, чуть ли не каждый день. Будто не могли никак наговориться. Четвертого сентября решили даже сходить в ресторан, устроить прощальный ужин. Но за день до этого, в понедельник третьего сентября Леопольдо сразу после работы поехал домой, отключил мобильный, достал из бара бутылку красного вина и погрузился в воспоминания. Именно в этот день два года назад он познакомился с Ангеликой. Именно в этот день они собирались пожениться. Именно в этот день он надеялся стать самым счастливым человеком на свете. Стал самым несчастным.

Весь вечер понедельника третьего сентября Леопольдо провел, заливая боль вином. Почему-то именно в этот день воспоминания об Ангелике были острее, чем прежде. Перед его мысленным, одурманенным алкогольными парами взором прошла вся его жизнь за последние два года. Каждый день.