Третий шимпанзе - Джаред М. Даймонд

Диапазон разнообразных культурных практик в Новой Гвинее также превосходит соответствующие показатели других частей света на территориях такого же размера, поскольку изолированные племена имели возможность осуществлять социальные опыты, которые иные люди сочли бы совершенно неприемлемыми. Формы искалечивания собственного тела и проявления каннибализма в разных племенах были неодинаковы. На момент первого контакта некоторые племена ходили голыми, тогда как другие скрывали гениталии и отличались крайней скромностью в отношении половой жизни, а еще были и такие (например, племя дани в Великой долине), кто шокирующим образом подчеркивал пенис и яички с помощью различных бутафорских элементов. Подход к воспитанию детей также весьма отличался: от предельного попустительства (так, малышам племени форе разрешают хватать горячие предметы и обжигаться) до наказания жгучей крапивой по лицу за плохое поведение у бахам, и даже до предельного давления у кукукуку, в результате которого случаются детские самоубийства. Мужчины баруа практиковали бисексуальную жизнь, для чего селились в общем гомосексуальном доме с мальчиками-подростками, при этом у каждого мужчины был свой отдельный домик, где жили его жена, дочери и маленькие сыновья. У тудахве же имеются двухэтажные дома, в которых женщины, маленькие дети, незамужние девушки и свиньи живут на первом этаже, а мужчины и неженатые юноши — на втором этаже, на который поднимаются по отдельной лестнице.

Мы не стали бы сокрушаться из-за уходящего культурного разнообразия, если бы исчезали только такие явления, как искалечивание собственного тела и детские самоубийства. Но сейчас приобрели доминирующее положение культурные практики тех обществ, которые выделились благодаря своему экономическому и военному успеху. А эти особенности не всегда помогают обеспечить человеческое счастье или способствуют выживанию в течение более долгого времени. Наша потребительская жизненная позиция и эксплуатация окружающей среды на данный момент несут благо, но в будущем обернутся бедой. Среди тех черт американского общества, которые уже сейчас, по общему, мнению приобрели катастрофический характер, можно назвать отношение к пожилым, беспорядочную жизнь молодежи, злоупотребление психотропными препаратами и огромное социальное неравенство. А каждая из этих проблем во многих обществах Новой Гвинеи решается (или решалась до первого контакта с цивилизацией) намного успешнее, чем у нас.

К сожалению, альтернативные модели человеческого общества быстро исчезают, и прошли те времена, когда люди могли в изоляции от остальных испытать новые модели. Сейчас, конечно, уже нигде не осталось настолько многочисленных человеческих популяций, не имевших никаких контактов с остальным миром, как та, которую нашел разведывательный отряд Арчбольда в августовский день 1938 года. Когда я работал в Новой Гвинее на реке Руффаэр в 1979 году, неподалеку миссионеры обнаружили кочевое племя численностью в несколько сотен дикарей, и те сообщили, что на расстоянии пятидневного пути вверх по реке обитает другое племя, также не имеющее никаких контактов с остальным миром. Маленькие группы людей обнаруживались также в отдаленных районах Перу и Бразилии. И все же мы можем предполагать, что в какой-то момент последнего десятилетия XX века произойдет последний из первых контактов, и это будет конец финального эксперимента по созданию человеческого общества.

Хотя этот последний первый контакт не означает конца культурного разнообразия человека, поскольку, как мы уже видим, значительная часть особенностей сохраняется даже с появлением телевидения и возможности путешествовать, этот момент несомненно приведет к резкой гомогенизации социума. Об этой утрате стоит печалиться по причинам, о которых я уже говорил. Но ксенофобия допустима только до тех пор, пока наши орудия убийства оставались ограниченными и не могли привести к уничтожению человека как вида. Когда я мысленно ищу причины, которые не позволили бы человечеству (каковое при своей склонности к геноциду имеет теперь ядерное оружие) побить печальный рекорд геноцида, поставленный в первой половине XX века, то одним из главных поводов надеяться на лучшее является для меня стремительно развивающийся процесс нашей культурной гомогенизации. Возможно, утрата культурного многообразия окажется той ценой, которую мы должны заплатить за выживание.

Наиболее масштабным переселением человеческой популяции за прошедшее тысячелетие стало завоевание европейцами обеих Америк и Австралии, населенных прежде другими народами.

Почему захват территорий произошел именно в этом направлении, а не в противоположном? В значительной степени это можно объяснить с точки зрения биогеографии: европейцы получили наиболее выгодный набор диких растений, пригодных для окультуривания, и животных, которых можно было одомашнить, что и сделало возможным дальнейшее технологическое и политическое развитие.

Некоторые особенности нашей повседневной жизни кажутся чем-то само собой разумеющимся, но в действительности ставят перед учеными трудноразрешимые вопросы. Если вы находитесь в США или Австралии, то в большинстве мест почти все окружающие вас люди будут европейского происхождения. Еще 500 лет назад, в тех же самых местах всякий без исключения оказался бы американским индейцем (в США) или австралийским аборигеном (в Австралии). Почему же именно европейцы сменили собой большую часть коренного населения Северной Америки и Австралии, а не индейцы или аборигены сделали то же самое с коренным населением Европы?

Можно сформулировать этот вопрос иначе: почему в древние времена темпы технологического и политического развития оказались наиболее быстрыми в Евразии, более медленными — в Америках (а также в Африке к югу от Сахары), и наиболее медленными — в Австралии? Так, например, в 1492 году большая часть населения Евразии использовала железные инструменты, имела письменность и сельское хозяйство, а также крупные централизованные государства, отправлявшие корабли в океанские путешествия, и находилась на грани индустриализации. В Америках было сельское хозяйство, лишь несколько крупных централизованных государств, письменность наличествовала только в одном регионе, но не было океанских судов или железных орудий труда, а в технологическом и политическом отношении они отставали от Евразии на несколько тысячелетий. В Австралии отсутствовало сельское хозяйство, письменность, государственность и корабли, она все еще находилась в состоянии «до первого контакта», и жители ее пользовались каменными орудиями, сопоставимыми с теми, которые применялись в Евразии более чем за десять тысяч лет до того. Именно эти различия, технологические и политические — а вовсе не биологические, которые определяют исход конкурентной борьбы между популяциями животных, — позволили европейцам совершить экспансию на другие континенты.

У европейцев XIX века был на такие вопросы простой, расистский ответ. Они делали вывод, что приобрели свои стартовые преимущества, с культурной точки зрения, благодаря тому, что от природы обладали более развитым интеллектом и, следовательно, им предначертано судьбой завоевывать, вытеснять или убивать другие, «низшие» народы. Недостаток этого ответа не только в том, что он проникнут ненавистью и высокомерием, но и в том, что он не соответствует действительности. Очевидно, что людей в огромной степени отличают приобретенные знания, определяемые тем, в каких условиях человек вырастает. При этом, несмотря на все усилия, никому не удалось найти убедительных свидетельств генетических различий между разными народами, определяющих разницу в умственных способностях.