Пороки и их поклонники - Татьяна Устинова

– Звони, – разрешил старик, – только я аппарат за ширмочкунаправил. На столе мешает.

Архипов зашел за ширмочку и набрал номер.

– Расул, – заявил он, – я сейчас подъеду. Никуда не уходи.Федор Кузьмич, вы вот… Марию Викторовну к супруге вашей не проводите? В крайнемслучае смотрины можно без меня начать.

– Отчего же не начать, – пытливо рассматривая Архипова,пробормотал тот, – можно и начать.

– Тогда я поехал.

– Володя! – закричала Маша, но высокая дверь уже тихопритворилась за ним.

* * *

– Но почему, почему он?! – Костлявые кулачки сжались истукнули по кожаной обивке кресла.

Звук вышел неубедительный. Чавкающий какой-то вышел звук.

Тогда она подбежала и стукнула по стойке. Чашка подпрыгнулана блюдце, вышло дребезжание – опять не то.

– На, – сказал Архипов благодушно и протянул ей тарелку, –кинь ее и разбей.

– Володя! Ты молчишь, как рыба, уже три дня…

– Два, – поправил Архипов, – мы с тобой вместе два дня и двеночи.

Она немедленно покраснела.

– Я хочу знать! Я тоже имею право знать! Почему ты мне нерассказываешь?

– Потому что все кончилось и мне не хотелось, чтобы мы… впервый раз занимались не любовью, а разговорами!

– А во второй?

Он поймал ее за руку, разжал кулачок и захохотал.

– Машка, ты смешная! Конечно, я тебе расскажу. Просто меняэто больше не интересует, понимаешь? Совсем не интересует.

– А что тебя интересует?

– Ты меня интересуешь. И еще, почему наш мальчик гуляет снашей собакой по пять минут? Почему он не гуляет с ней по три часа?

– Ты же все равно с ней потом бегаешь!

– Бегаю, – согласился Архипов и поцеловал ее в ухо. – Как жемне с ней не бегать!

Маша помолчала.

– А почему ты называешь его – она?

– Кого?

– Нашу собаку. Она же – он.

– Он.

Так как Архипов все пытался как следует с ней поцеловаться,она, в конце концов, вырвалась и ушла за стойку.

– Володька, расскажи мне! Вот клянусь тебе, что, если ты мнене расскажешь, я тебя… я с тобой… я больше никогда…

Архипов слушал с интересом. Маша долго бормотала, потомнаконец запуталась и остановилась.

Владимир Петрович и сам понимал, что слишком затянул финалпредставления, но ничего не мог с собой поделать. Во-первых, вожаком стаи былименно он, а во-вторых, ему неожиданно понравилось ее дразнить.

– Ладно, – сказал он, устыдившись своего юношеского пыла, –все довольно очевидно. Кто самый первый пришел ко мне и стал рассказывать прото, что у тебя в квартире поют хором и практически курят гашиш? И еще что всесоседи волнуются и так далее? Гаврила Романович Державный, милейший старыйчудак в пальто и шляпе! Я бы, по своему обыкновению, и не заметил ничего, еслибы он мне не сказал!

– Зачем он пришел к тебе?

– Да затем, чтобы подготовить меня ко всему остальному – ктому, что ты бросишься с лестницы, например. Ну, представь, ты бы… умерласледом за Лизаветой. Подозрительно? Подозрительно. Да ничего подозрительного,она же в секте состояла и вообще малость чокнутая! Владимир Петрович Архиповсвоими глазами видел и своими ушами слышал, что по нашей площадке шатаютсякакие-то странные люди, поют странные песни и так далее! Мало ли безумных,которые в этих сектах состоят, а потом с собой кончают!

Вдруг он очень разозлился, потому что все могло бы так иполучиться и он прошел бы мимо, не остановившись и не оглянувшись. Если бы неЛизавета с ее идиотским требованием написать расписку, что он станет оберегатьбедную “сироту”.

Если бы не Лизавета, Маши уже не было бы на свете, а у него,Архипова, до конца жизни остался бы один “холостяцкий флэт”!

– Потом дверь, – продолжал он в сильном раздражении. – Когдая ночью застал у тебя в квартире Макса, он сказал, что вошел в открытую дверь.Я ее потом закрыл, и замок был не поврежден. Из этого, между прочим, я сделалблестящий вывод о том, что ее открывали ключами. У кого были ключи? У ГаврилыРомановича и Елены Тихоновны!

– Ну и что? У меня тоже! И у тети были ключи!

– Тетя к тому времени уже умерла. А тебя я подозревал,кстати. Долго подозревал. До ботинок.

– До каких ботинок?! Ах да, до ботинок…

– Когда я пришел и попросил у них ключи, они по ошибкеотдали мне дубликаты – те самые, что сделал дядя Гриша с тех, что ты принеслаим. Это была большая ошибка. Принципиальная и роковая. Я понял, что ГаврилаРоманович зачем-то заказывал еще одни ключи – новые, а ты отдала им старые!

– Зачем заказал?

– Затем, что Лизавета в любой момент могла их забрать. Онаже была… непостоянная особа. Забрала бы, и как бы он тогда попал в квартиру сдрагоценными картинами? В первый раз его спугнул Макс. Потом дверь сторожилТинто. Потом ты пришла с дежурства, и он заглянул к тебе по-соседски, чтобывыяснить, кто ночью находился рядом с его драгоценными картинами. Ты ему сказала,что в три часа едешь в нотариальную контору, где станут читать завещаниеЛи-заветы.

– Я не помню…

– Я помню! – возразил Архипов с досадой. – Я отлично всепомню! Я встретился в ними возле лифта, и Гаврила Романович мне сказал, что онк тебе заходил. Смотри. Нотариус вряд ли раззвонил всей Москве, что сегоднясостоится историческая читка завещания гражданки Огус. Макс – если отброситьпредположение, что преступник – он, – в Москве вообще никого не знает. Я точнони с кем это не обсуждал. Значит, остаешься ты. Макс мне потом сказал, что выразговаривали, вешали картину и никто не заходил, кроме соседа, и телефон незвонил. Вывод… какой?

– Какой?

– Что ты поделилась с соседом. Просто так. Он милый иучастливый человек, а ты замученная горем сирота. Он моментально позвонилДобромиру и компании. Когда мы приехали к нотариусу, там – оп-ля! – уже сиделиготовенькие юристы из “Радости”. Я все никак не мог понять, откуда они узнали,что именно сегодня, и именно в три часа, и у Грубина, а потом понял! О времени тыему сама сказала, а о Грубине он знал из записки, которую Лизавета оставилавахтеру. Интеллигентнейший Гаврила Романович ее попросту спер со стола дедка.Но завещание, черт его побери, оказалось совсем не таким, как ожидалось!Лизавета всех обхитрила. Когда счастье было уже так близко, так возможно, прямопосреди дороги вдруг очутился я!