Миxаил Черниговский - Лев Демин

Была ли у этих юных внуков более удачная наследственность, чем у других, с которыми пришлось встречаться в пути? Или же Борису и Глебу повезло с более искусными и въедливыми педагогами? Михаил задавал себе этот вопрос и не мог на него ответить.

Происходило быстрое потепление. Мартовское солнце понемногу съедало снежные сугробы, где они были открыты солнечным лучам. На поверхности озера Неро и вытекающей из него реки образовывались полыньи, сперва небольшие, а потом все увеличивающиеся.

Князь Михаил задумывался о предстоящем плавании по Волге в ханскую резиденцию, город Сарай-Бату, который строился на берегу нижнего течения волжского рукава Ахтубы. От своих собеседников, ростовских бояр и местного владыки, он уже знал, что туда отправляется с собранной с Ростовского княжества данью местный баскак Бурхан. С этим человеком Михаил считал необходимым сойтись близко.

Бурхан производил впечатление противоречивое, на первый взгляд отталкивающее. А когда князь присмотрелся к нему, то он оказался вроде бы человеком терпимым, хотя и небескорыстным, жадным на подарки и всякие подношения. Михаилу было уже известно, что, пока в ростовском княжестве не проводилась детальная перепись, княжеский приближенный боярин, ведавший сбором дани, весьма ловко прятал сведения о населении ростовской земли от всевидящего ока Бурхана. А баскак Бурхан, задобренный щедрыми подарками, сквозь пальцы смотрел на хитрости сборщиков дани, хотя по распоряжению хана утайка хотя бы малой части княжеских доходов была чревата суровыми карами.

Под началом Бурхана была команда в два десятка человек. Когда Михаил и кто-либо еще пытался спрашивать у баскака, сколько в его подчинении находится людей, тот обычно отвечал неопределенно: "Много, очень много". Но со временем нетрудно было убедиться, что общая численность его подчиненных составляла двадцать человек. На первых порах люди из команды баскака вели себя разнузданно, невыдержанно, они ничем себя не сдерживали, особенно не в самом городе, а в соседних селениях. Местные жители немало натерпелись от людей баскака и решили дать им отпор.

Однажды небольшая группа этих людей посетила окрестные селения, расположенные на лесной опушке, и не вернулась в город. Баскак переполошился и впервые вызвал княжеского старосту для объяснения. Староста отвечал баскаку учтиво и сдержанно.

- Твои люди, Бурхан, я думаю, пострадали от бродячего хищного зверя.

- Какого еще зверя?

- А это один Бог ведает. Возможно, это был медведь-шатун, покинувший берлогу, а возможно, стая волков.

- Чем ты это докажешь, русич?

- Не говорил бы так, коли не имел доказательств.

- Вот и докажи.

- Жители селения доставили мне клочья окровавленной одежды, следы схватки с диким зверем.

- Покажи эти клочья, если не врешь.

- Изволь, Бурхан.

Вещественные доказательства были представлены. Бурхан сделал вид, что поверил старосте. Он допустил два варианта этого происшествия. Могло быть и столкновение со стаей волков или медведем-шатуном. А могло быть и сопротивление местного населения, оказанное грабителям. Если такое событие произойдет еще и еще раз, в результате сопротивления, отряд баскака будет быстро сведен на нет.

Баскак потребовал от управляющего дать указание жителям окрестных деревень прочесать ближайший лес и принять жесткие меры против полчищ волков и возможного появления здесь медведя-шатуна. Сам же собрал свой отряд и прочитал ему суровое нравоучение, чтобы поднять в нем дисциплину: в избы местных жителей не врываться, грабежи прекратить. На какое-то время такие предупреждения подействовали.

Это все стало известно Михаилу Всеволодовичу, когда он решил поближе познакомиться с баскаком Бурханом. Он выбрал такой момент, когда Бурхан сидел на весеннем солнцепеке на крыше здания, в котором обитал со своими людьми.

- Дозволь обратиться к тебе, - произнес Михаил, подходя к Бурхану.

Тот не понял Михаила и крикнул толмача, русского пленника, служившего ему. Толмач проворно подбежал к хозяину. Михаил повторил свои слова.

- Что тебе надо от меня, русич? - вопросом на вопрос ответил Бурхан.

- Я осведомлен, что ты намерен, как вскроются реки, поплыть в Сарай-Бату с ханской данью.

- Ты правильно осведомлен.

- Я хотел бы присоединиться к тебе и твоим людям. Хан Батый ожидает моего появления.

- А скажи, какой мне прок от твоих людей?

- Мои люди могли бы подменять твоих гребцов.

- Мне нужны не только гребцы, но и охрана. На Волге, бывает, лихие людишки пошаливают. Увидят, что плывет суденышко с малой охраной, и нападут. А у меня будет чем поживиться: дань, собранную с русичей, повезу.

- Присоедини моих людей к своей охране. Все же не лишние люди.

- Подумаю. Ты-то кто такой?

- Я отец княгини Марии и дед нынешнего ростовского князя Бориса. А сам князь киевский. Слышал небось о таком городе на Днепре?

- Как не слышать…

Бурхан умолк и не стал больше расспрашивать собеседника. Михаил решил возобновить с ним разговор, когда откроется плавание по рекам. Пока же, чтобы заслужить расположение ханского человека, решил задобрить его подарками: преподнес ему жбан меда и саблю с серебряной рукояткой. Сабля была привезена из Венгрии, досталась от старшего сына. Бурхан принял подарки как должное и не поблагодарил дарителя. Но через непродолжительное время Михаил получил от Бурхана ответный подарок - жбан с кумысом, перебродившим кобыльим молоком. Помнится, как-то русский князь оказался в компании половецких вождей, и те решили угостить его кумысом. Питье было непривычно горьким, ни с чем не сравнимым. Михаил только пригубил его и пить не стал. Теперь же, дабы не вызвать недовольство Бурхана, он через силу выпил жбан кумыса.

Михаил периодически встречался и беседовал с Бурханом. Иногда тот приказывал слуге подать русскому князю жбан кумыса. Питье сперва претило ему, потом он не то чтобы привык к нему, но смог заставить себя пить, преодолевая отвращение. Постепенно Михаил как бы сблизился с Бурханом. Между ними завязывались откровенные разговоры. Бурхан как-то разоткровенничался о своих семейных делах. У ханского представителя были две жены, от которых родились шестеро детей обоего пола. Сам Бурхан был еще не стар, ему было тридцать с небольшим лет. Одна из его жен, старшая, внезапно скончалась от неудачных родов. Муж покойной распорядился предать ее тело огню согласно монгольским обычаям. За пределами города разожгли большой погребальный костер.

После похорон жены Бурхан поделился с Михаилом:

- Теперь у меня осталась единственная жена. Я мог бы обратиться в русскую веру.

- Имеешь такое намерение, Бурхан? - пытливо спросил его Михаил.

- Да вовсе нет. Один русич говорил мне, что, если осталась у меня одна-единственная жена, я мог бы перейти в русскую веру.