Чеслав. Ловец тени - Валентин Тарасов

Чеслав ненадолго замолчал, чтобы перевести дух, и за­метил, как оба жреца то ли от нетерпения, то ли от других причин слегка подались в его сторону: Миролюб — вроде как чуть присев на неудобных жердях, а Горазд — сделав небольшой шаг.

Но Чеслав был готов ко всяким неожиданностям и уве­рен в том, что в любой момент с быстротой жалящей змеи сможет выхватить висящий на поясе клинок.

— И люд наш сгубило, думаю, любопытство чрезмер­ное. — Вроде как переступив с ноги на ногу, молодой охот­ник сделал шаг назад, на всякий случай сохраняя без­опасное расстояние между собой и жрецами. — Уж очень некоторым из них хотелось узнать про веру пришлых, о ко­торой те вроде как вскользь помянули. А чужаки и рады бы­ли поделиться рассказами о боге своем добром да справед­ливом, о сыне его смертном, что вроде как муку тяжкую за других принял, за что и бессмертие получил. И особенно любопытство то свербело у Горши да у друга его Молчана, что как раз в городище наведался, а потом и к себе на хутор чужинцев пригласил. Уж и не знаю, отчего этим мужам за­хотелось про бога того дивного поболее знать, будто им сво­их Великих мало было! А чужаки то ли по опыту какому, то ли еще не знаю уж и отчего, понимали, что не всем в чужом племени по нраву придутся россказни про их веру, и пото­му не в открытую то ведали, а лишь некоторым, наиболее любознательным. И как в воду глядели чужаки. Уж и не знаю как, но кто-то проведал про их россказни да похвальбу ве­рой своей и решил положить этому конец. И сгубил пришлых, а после еще и своих зачем-то, выдав все хитро за пошесть смертельную. А когда я вернулся в городище да заподозрил, что не пошесть то вовсе, и, пообещав другу най­ти убийцу его семейства, стал докапываться до истины, не­людь этот и на меня ловушки ставить начал. Учуял, что я на след его вышел. И отрока Блага, который мог кое-что про чужаков поведать, а потом и про то, кто их покарать мог, догадываться стал, он же стрелой сразил. Ловко! Безжа­лостно! Так, будто имел на это право! А следы так хитро­умно путал, что уверен был: ни за что никому не распутать. А я старался. Извелся весь, но старался. И уж сам дога­дываться стал, поняв, в чем причина тех смертей, кто их сотворить мог, да вот только сомневался — подозревал не одного, а нескольких... И тогда я сам поставил ловушку на нелюдя, а приманкой себя выставил, оповестив, что на охо­те поутру сегодня буду и что Мара навещевала мне найти убийцу. И таки сработало! Стрелял в меня сегодня злодей из кустов, пытаясь насмерть сразить. А в ловушку, расстав­ленную на него, Стоян угодил. Я сперва подумал, что он и есть тот нелюдь, что люд наш подло губит, да, поразмыс­лив, прозрел, что нет, другой.

— И ты уверенно знаешь, кто это? — донесся из-за спи­ны Чеслава тихий голос.

Парень резко обернулся и увидел за собой волхва Коло­бора. Сейчас старик вовсе не был похож на того одолевае­мого хворью мужа, которого Чеслав оставил совсем недав­но в капище. Перед ним стоял прежний верховный жрец их племени, убеленный сединами мудрец, могучий и вели­чавый, со строгим, требовательным взглядом, пронизыва­ющим, казалось, до самых потаенных глубин души.

Но Чеслав, осознавая свою правоту и снедаемый не­удержимым желанием довести начатое дело до справедли­вого завершения, чувствовал сейчас в себе силу противо­стоять натиску не только верховного жреца, а и совету племени, если это понадобится. А потому, и вида не по­дав, что удивлен внезапному появлению старца, ответил так же твердо, как тот спросил:

— Знаю ли кто? Знаю! Тот, для кого Великие дороже жизни любого смертного, — повторил он слова, сказан­ные отроком Благом перед тем, как отойти в мир иной.

— И имя его назвать можешь? И вину доказать? — да­же не спрашивал, а скорее требовал Колобор.

Вот только не очень понятно было Чеславу, чего в этом звучало больше: требования правдивого ответа или того, чтобы он отступил. Но уж этого он точно не собирался делать. А взыгравший в нем упрямый дух противостоя­ния заставил вспомнить ту, чье имя и деяния уж никак не были приятны жрецу.

— Мара сказала, что тень за мной ходит... — начал он едва ли не вкрадчиво, а заметив, как вздрогнул ста­рый волхв, продолжил уже с жесткостью удара клинка о клинок: — Ошибалась знахарка: не только за мной, но и впереди меня... А ой как трудно догонять тень, когда она опережает тебя и бежит все время на несколько ша­гов впереди. Невозможно! Но то тень, не оставляющая следа...

Молодой муж многозначительно замолчал и так, что­бы это было не очень очевидно, сделал еще шаг, теперь уже в сторону, чтобы держать в поле зрения не только ста­рого жреца, но и его помощников.

А уловив краешком глаза их фигуры, заговорил вновь, но вроде как уже совсем о другом:

— На поляне, где умертвили чужаков, не нашел я кое- чего, что должно было бы там находиться. А потому, от­правляясь в городище к соседям, на всякий случай по­просил старого Сокола, учителя моего опытного, когда окрепнет от хвори, поискать, авось повезет найти то, что я не обнаружил... И надо же — сыскалась пропажа! Ай да Сокол! Ай да нюх и глаз! Разве что из-под земли не до­стал! — Легкая улыбка промелькнула на устах Чеслава, но тут же исчезла. — А не нашел я на поляне тела млад­шего чужака, Луция. И не нашел лишь потому, что удач­ливым оказался пришлый... и выжил. И имя того, с кем последний раз виделся из нашего племени, назвал...

— Выжил, говоришь, чужинец? — раздался внезапно бесстрастный голос со стороны младших жрецов.

В этом голосе не было удивления, скорее — холодное со­жаление. И Чеслав точно знал, кому принадлежит этот глас.

— Выжил... — подтвердил он, обратил лицо в сторону младших жрецов и, глядя в упор на одного из них, отче­канил каждое слово: — И имя твое назвал... Горазд!

Почти сразу, как только он произнес имя, со стороны, где стоял Колобор, раздался то ли стон, то ли тяжелый вздох. Но когда Чеслав мельком взглянул на старика, тот все так же твердой глыбой стоял на месте, правда, теперь уже со скор­бью глядя на своего помощника. А тот лишь с какой-то уста­лостью отер лицо рукой и, махнув ею, как-то беспечно, буд­то и не его вовсе обвиняли, внезапно улыбнулся Чеславу и покачал головой. Совсем как пронзенный сучками Стоян.

У парня даже сомнение на миг закралось: «Неужели все не так? Неужели и теперь не он?» Но тут же исчезло, посколь­ку Чеслав точно знал: теперь он не ошибся. Это был Горазд!

Два жреца заговорили почти вместе, словно соревну­ясь в прыти. Старый ведун успел произнести лишь корот­кое: «Молчи!» — но было уже поздно.

Молодой жрец обогнал его призыв, роняя слова с улыб­кой, полной сарказма и сомнения:

— Неужто бог его диковинный ему помог, чужинцу по­ганому? Не верю! Скорее, я промашку досадную дал... — И с сожалением опустив бритую голову, Горазд замотал ею из стороны в сторону, укоряя себя за промашку. А по­сле, вновь вскинув, с вызовом во взгляде спросил непонятно у кого — может, у Чеслава, а может, и у себя само­го: — А иначе что ж добрый бог не защитил пришлых, когда их изгоняли из родного племени за веру, как они го­ворят, в спасителя? Они ведь сами про то сказывали, про гонения на них лютые, про то, как замордовывали их единоверцев да зверью живьем скармливали. А я так думаю, что это им за то было, что богов своих прежних предали да новому идолу поклоняться стали. Вот прежние на них за предательство погибель и насылали, на отступников. А этим двоим сбежать удалось! Так они сюда подались, в края наши, люд смущать да от богов исконных отважи­вать, что защитниками нам верными были с дедов-прадедов. За то и смерть поганцы приняли!