Расул Гамзатов - Шапи Магомедович Казиев

нестареющую жажду любви, которая останавливает время. Стихотворение «С женщиной наедине» Яков Козловский перевёл с первого раза.

Друзья, извините, я к вам не приду,

И вы не звоните ко мне.

Вечер сегодняшний я проведу

С женщиной наедине.

Мы будем вдвоём: только я и она,

Часов остановится ход.

Музыкой сделается тишина

И таинство обретёт.

Вскоре вышла и книга «Две шали», в которой Расул Гамзатов вновь обращался к вечной тайне любви.

«Национальный аварский характер, присловья и народные речения, особый строй параллелизмов придаёт книге любви неповторимое своеобразие, — написала о книге поэтесса Лариса Васильева. — Как не подивиться ещё раз родному русскому языку, чья щедрая способность проникать в особенности иных речений даёт нам возможность наслаждаться переводами, чувствуя отличие итальянца от калмыка, эстонца от индийца».

БЕРЕГИТЕ ДРУЗЕЙ

Когда, в феврале 1970 года Александр Твардовский ушёл из «Нового мира», это событие стало ударом по творческой интеллигенции. Событие было куда значительнее очередного пленума ЦК КПСС. «Новый мир» Твардовского реанимировал великую литературу, открывал дорогу талантливым писателям, поощрял свободомыслие, публиковал то, что раньше было немыслимо увидеть на страницах советского журнала.

Всё это давалось беспрерывной борьбой с бдительной цензурой, партийными установками, доносами лжецов, нападками критиков-инквизиторов, интригами литературных властей. Неоспоримый талант, популярность и авторитет были его оружием. Твардовский сражался за настоящую литературу, пока хватало сил. Но силы его были на исходе, а болезнь отнимала последние.

В Индии считается, что змеи

Первыми на землю приползли.

Горцы верят, что орлы древнее

Прочих обитателей земли.

Я же склонен думать, что вначале

Появились люди, и поздней

Многие из них орлами стали,

А иные превратились в змей[116].

Не прошло и года, как Твардовский ушёл из жизни. Ошеломлённый скорбной вестью Расул Гамзатов примчался в Москву. Он не мог не сказать прощального слова на похоронах близкого друга и большого поэта. Но этого не случилось. Яков Козловский вспоминал тот печальный день в беседе с Евгением Некрасовым:

«Вот хоронят Твардовского. Гроб стоит в ЦДЛ. Василий Филимонович Шауро, который возглавлял отдел культуры ЦК КПСС, просит Гамзатова выступить. Тот согласился, и тогда Василий Филимонович говорит: “Расул Гамзатович, здесь много корреспондентов. Молю вас, когда будете выступать, немножечко подумайте и о государстве”. Гамзатов банальностей говорить не мог. Поэтому он спускается в буфет и скоро оказывается “неоратороспособным”».

Но прощальное слово Гамзатов всё же сказал, написав стихотворение «Костёр Твардовского». Он пишет о костре в больничном парке, где они часто гуляли с Твардовским, беседуя о литературе и жизни. Но это не просто мемуарное описание, Гамзатов говорит о поэзии и власти, о совести и правде:

И откровенный норов слога,

Как чистой совести сестра.

Тобой взлелеянная строго,

Являла правда у костра.

В её удаче не изверясь,

Желал ты ближнему добра.

И походил костёр на ересь

Среди больничного двора...

Когда «местный сумрачный начальник» требует погасить костёр, Твардовский отвечает:

— Ступайте прочь! Вам знать бы надо,

Что мой неугасим костёр!..

В конце стихотворения Расул Гамзатов говорит то, что ему не дали сказать на похоронах:

И у свободы он в почёте,

И не подвластен никому,

И ложь в сусальной позолоте

Не смеет подступить к нему![117]

Позже Расул Гамзатов рассказывал Феликсу Медведеву: «Последние годы мне посчастливилось, я очень дружил с Твардовским... Он приходил ко мне в гостиницу, я бывал у него дома. Что меня лично в нём привлекало? Отличное знание всей европейской, восточной поэзии, Хафиза, влюблённость в китайскую поэзию. Он был скромен. И в статьях своих, и в разговорах, и в делах. Был самостоятелен, самобытен. Никогда не стремился кому-то понравиться.

Вспоминаю знаменитый бар около Литинститута. Частенько я там бывал. Приходил и он. Не забыть задушевных разговоров. Мои стихи, честно говоря, он никогда не хвалил, а “Мой Дагестан” напечатал.

Стал я членом редколлегии “Нового мира”. “Литературная Россия”, членом редколлегии которой я был тогда, написала гнусную статью о “Новом мире” и об Александре Трифоновиче. Твардовский мне говорит: “Я написал протест, и ты, если хочешь, выбирай между мной и “Лит. Россией”...

Поэтому поэму “Два сердца”, написанную давно, я дал Твардовскому на прочтение. Он ответил мне письмом, которое я, конечно, храню. Письмо было суровым, Александр Трифонович резко меня критиковал. Я не обиделся на него за это, хотя считаю, что он не во всём прав...

Твардовский называл себя моим другом, но на самом деле он был моим учителем. Но этого он никогда не подчёркивал. Не выпячивал своё наставничество, своё учительство. Его поэзия была на стороне слабых, рядовых людей. А мы очень часто были на стороне сильных. Хотя это противоречит природе, природе литературы, мы как бы сало мажем маслом».

Печально было расставаться с друзьями, их становилось всё меньше. Эта жестокая реальность, особенная для Гамзатова ценность человеческой дружбы, которой он очень дорожил, отразились его в книге «Берегите друзей», вышедшей в 1972 году. Она стала событием знаковым в творческой судьбе поэта.

Если верный конь, поранив ногу,

Вдруг споткнулся, а потом опять,

Не вини его — вини дорогу

И коня не торопись менять.

Люди, я прошу вас, ради Бога,

Не стесняйтесь доброты своей.

На земле друзей не так уж много:

Опасайтесь потерять друзей...[118]

Друзей у него было много, друзей настоящих, потому что он сам был хорошим другом и знал цену дружбе. А друзья приходят и приезжают в гости. Если бы в доме Расула Гамзатова была гостевая книга, она стала бы бесценным документом истории литературы. В той книге могли бы остаться и впечатления Феликса Медведева о приезде в Дагестан к Расулу Гамзатову:

«Он стоял у самолёта, седоголовый, тяжеловатый, смущающийся, уставший человек. Он излучал радушие и доброжелательность. К нему запросто, по-свойски подходили люди. Он жал им руки, перекидывался словом, находил секунды уединения. И все называли его “Расул”. Скольких гостей принял он на своей хлебосольной земле, сколько раз вылетал отсюда в столицы мира