Жизнь пчел. Разум цветов - Морис Метерлинк

наперед своего выбора, а попеременно защищать то, что кажется полезным и своевременным у той и другой партии? Несомненно, что искренняя совесть в таком решении вопроса найдет средство удовлетворить свою жажду деятельности и усыпить свои угрызения. Вот почему, прежде чем сделать этот выбор, обязательный теперь для каждой честной мысли, не бесполезно взвесить все доводы за и против с большею простотой, чем это делается обыкновенно и чем это мог бы сделать бесстрастный обитатель какой-нибудь соседней планеты.

Не станем обсуждать все обычные возражения, остановимся лишь на тех, которые могут быть серьезно защищаемы. Прежде всего мы встречаемся с наиболее древним из них, утверждающим, что неравенство неизбежно, будучи согласно с законами природы. Возражение это по существу верно, но человеческий род, по всей вероятности, кажется созданным для того, чтобы подняться над некоторыми законами природы. Если бы люди отказались преодолевать многие из этих законов, самое их существование подверглось бы опасности. Человеческой природе подобает подчиниться иным законам, отличным от закона его животной природы и т. д. Впрочем, возражение это издавна причислено к тем, принцип которых не может быть доказуем и привел бы к избиению слабых, больных, стариков и т. д.

Утверждают затем, что для ускорения торжества справедливости полезно, чтобы лучшие из нас не сложили преждевременно с себя доспехов, из которых наиболее действительными следует признать богатство и досуг. Таким образом необходимость великой жертвы не отрицается, а сомнению подвергается лишь ее своевременность. Да будет так. Но под условием, чтобы мы согласились считать эти богатства и этот досуг нужными только в целях борьбы за скорейшее наступление справедливости. Другое консервативное возражение, достойное внимания, утверждает, что так как первая обязанность человека – избегать насилия и пролития крови, то необходимо, чтобы общественная эволюция совершалась не слишком быстро, чтобы она медленно назревала, что следует замедлять ее ход в ожидании, пока масса народная просветится и постепенно, без опасных скачков, созреет для свободы и для пользования благами, которые в настоящую минуту дали бы волю ее худшим инстинктам. И это возражение верно, однако было бы любопытно вычислить, – так как путь к добру ведет через зло, – когда совершается больше зла, при быстрой ли, радикальной и кровавой революции, или же при медленной эволюции? Следовало бы спросить себя, не выгоднее ли действовать с большей быстротой, ибо в последнем счете возможно, что молчаливые страдания тех, которые ожидают под господством несправедливости, значительнее тех страданий, которые в течение нескольких недель или месяцев предстоит вынести нынешним привилегированным классам. Охотно забывают, что палачи нищеты менее кричащи, менее эффектны, но гораздо многочисленнее, жесточе и деятельнее, нежели палачи самых жестоких революций.

Наконец вот последний, быть может, наиболее тревожный аргумент: человечество, говорят нам, вот уже более столетия как переживает наиболее плодотворные, полные побед и, вероятно, климактерические годы своей судьбы. Судя по прошлому, человечество вступает в решительную фазу своего развития. По некоторым признакам можно думать, что оно близко от своего апогея. Оно проходит через период вдохновений, с которым ни один из прежних периодов не может быть исторически сравниваем. Возможно, что только одно последнее усилие, один луч света, который объединит или подчеркнет все открытия, все рассеянные доныне или недовершенные интуиции, отделяет нас от великих тайн. Человечество приступило к задачам, решение которых наперекор нашему наследственному врагу, т. е. великому Неведомому во вселенной, по всей вероятности, сделает бесполезными все жертвы, которых ныне справедливость требует от людей. Не опасно ли остановить этот полет, смутить этот драгоценный, ненадежный, наивысший миг? Если даже допустить, что приобретенные доныне знания уже не смогут затеряться, как это случалось при прежних потрясениях, все же можно опасаться, что огромная разрушительная работа, требуемая в интересах справедливости, положит резкий конец этому счастливому периоду, и что сомнительно, возобновится ли он скоро, так как законы, управляющие вдохновением гения рода, так же капризны и неустойчивы, как законы, управляющие гением индивидуума. Этот аргумент, как я уже сказал, наиболее тревожный изо всех. Но нет сомнения, что он придает слишком много значения опасности, довольно неопределенной. К тому же этот короткий перерыв в человеческих победах может быть вознагражден с лишком. В состоянии ли мы предвидеть, что произойдет, когда все человечество примет участие в интеллектуальном труде, исключительно присущем нашему роду? В настоящее время едва ли один из ста тысяч мозгов находится в условиях, вполне благоприятных для его деятельности. В настоящее время происходит чудовищное расточение духовных сил. Наверху общества праздность усыпляет столько же умственной энергии, сколько на нижних ступенях заглушается избытком ручного труда. Нет спора, когда всем будет дано участвовать в задаче, предоставленной теперь немногим избранникам случая, человечество во много тысяч раз увеличит шансы на достижение своей великой мистической цели.

Вот, на мой взгляд, самые важные доводы за и против, самые разумные аргументы, которые могут приводить все те, кто не очень спешит с решением вопроса. А посреди этих рассуждений высится огромный утес общественной несправедливости. Бесполезно выступать в его защиту. Он угнетает совесть, ограничивает разум. Поэтому не может быть речи о том, чтобы сохранить его в целости. Можно лишь просить тех, кто желает его ниспровергнуть, потерпеть несколько лет для того, чтобы можно было очистить окрестные места и чтобы его падение повлекло за собою как можно меньше несчастий. Следует ли согласиться на такую отсрочку? И среди мотивов, побуждающих спешить или медлить, какой выбор сделают наиболее искренние и честные люди?

Доводы, требующие отсрочки на несколько лет, кажутся ли они вам достаточно убедительными? Они довольно непрочны, но справедливо ли осуждать их, не взглянув на проблему с точки зрения, возвышающейся над чистым разумом? Эту точку зрения следует отыскивать постоянно, когда речь идет о вопросах, выходящих за пределы человеческого опыта. Можно, например, с большим основанием утверждать, что выбор не должен быть одинаков для всех. Род, которому, вероятно, присуще бесконечное сознание своих судеб, недоступное отдельному индивидууму, мог бы с большой мудростью распределить между людьми роли, которые им подобает разыграть в великой драме его эволюции. Причины, не всегда нам понятные, требуют, без сомнения, чтобы род прогрессировал медленно. Вот почему огромная масса его тела привязывает его к прошлому и к настоящему, и весьма честные и разумные индивидуумы могут находиться среди этой массы, равно как другие, совершенно посредственные, могут легко выйти из нее. Вполне безразлично, на чьей стороне будет находиться удовлетворение или недовольство – на стороне ли тени или света? В большинстве случаев это скорее вопрос предопределения и распределения ролей, чем внутреннего суждения. Как бы то ни было, для нас, разуму которых