Повести Невериона - Сэмюэл Дилэни

– А что вы хотите знать? – Прин не желала признаваться, что сама наблюдала одно из таких покушений, но кое-что могла рассказать. Безразличие госпожи Кейн к возможной смерти как рыжебородого, так и Горжика делало ее сходство с Ини вполне ощутимым.

– Слишком скучный предмет – не стану докучать этим новой жительнице нашего города. Видела ту телегу с желтыми кирпичами? Мне такие раньше не попадались, очень интересные кирпичи…

– Но госпожа…

– Довольно, девочка. Мы почти у цели – готовься созерцать чудеса!

Здесь улицу запруживали толпы людей, в основном мужчин. Повозка с трудом продвигалась в их гуще. Некоторые были в лохмотьях, другие и вовсе голые. Светлые кудри, узкие плечи, близко посаженные глаза – варвары в подавляющем большинстве. Глядя на это шумное, разгульное сборище, Прин ощутила потребность написать о них несколько слов. Она и раньше видела бедняков, ее бабушка тоже была далеко не богата; бедность для нее олицетворяли оборванные женщины с десятком грязных детишек и замусоренные дворы на окраинах Элламона. Но чтобы столько бедных людей собралось в одном месте?

Казалось, что бедность захлестывает всю улицу – вот как написала бы Прин.

– Кто эти люди? – спросила она, наклонясь к госпоже Кейн.

– Это те, кто не работает на Новом Рынке. – Дама натянула вожжи, остановив лошадь: здесь домов уже не было и начиналась изгородь – хлипкие перила на косых крестовинах. На их стороне толпились варвары, на пустыре за изгородью работало несколько человек. – А вон те…

– Вот и вы, госпожа! – С той стороны подбежал человек, не варвар, с красным шарфом вокруг потного лба. – Мы не знали, откуда вы приедете и кто будет править. Я выслал людей на Старую Мостовую встречать вас…

– А вон те, – договорила дама, обматывая вожжи вокруг столбика на козлах, – работают. Надеюсь, что никогда не стану столь предсказуемой.

Человек пролез под изгородью – высокий, молодой, очень сильный. Широкие кожаные браслеты у него на запястьях тоже потемнели от пота.

– Позвольте вам помочь, госпожа.

С той стороны подошли и нырнули под изгородь еще трое, двое из них в красных повязках. Один подал Прин руку, горячую и мозолистую, другой взял лошадь под уздцы и увел.

Госпожа колыхнула синими юбками, зазвенела браслетами и весело пролезла под перилами. Прин последовала за ней.

Какой же он огромный, этот пустырь!

Из толпы он казался почти безлюдным, но теперь Прин разглядела, что здесь трудится человек тридцать, а то и сорок. Она увидела также, что толпы варваров по ту сторону изгороди окружают это обширное пространство почти целиком.

Еще трое людей рассматривали какие-то чертежи на пергаменте. Мимо везли тачки с землей и камнями. Десятник указывал на что-то рабочему, кто-то, щурясь на солнце, остановился передохнуть. Многие носили красные шарфы на голове и на поясе, один даже на ногу повязал.

– Ты только посмотри! – Госпожа положила руку на плечо Прин. – Вот они, чудеса!

– Но что это?

– Новый Рынок, что же еще.

– Рынок? – Прин огляделась: ни ларьков, ни торговцев, ни разносчиков, ни обещанных чудес. – Так ведь его еще не построили!

– Да ты посмотри как следует! Ты говорила, что видела Старый Рынок: этот будет вшестеро больше той помойки на Шпоре! Здесь будет всё: воздух, свет, возможности роста, поле для широчайшего разнообразия, соперничества, доходов!

– И он весь будет ваш, раз вы его строите?

– Чепуха! Я просто финансирую строительство. Тут, видишь ли, пришлось снести целый квартал, и это было непросто. Снос завершился всего с неделю назад…

– Но вы же будете брать плату с тех, кто захочет здесь торговать?

– Ничтожно малую. Я женщина честолюбивая, но ни глупостью, ни себялюбием не страдаю. Их отсутствие отличает меня и всё купечество от аристократов, что принесли столько горя нашей стране – за исключением императрицы, политичной и снисходительной владычицы нашей. Буду брать ровно столько, чтобы возместить расходы на строительство. Этот рынок – мой дар великому городу Колхари, способ прославить нас по всему миру. Именно так был представлен мой замысел министрам императрицы, именно с этой целью мы его воплощаем в жизнь. Если хочешь увидеть, что здесь принадлежит мне, пойдем вот сюда.

Мужчина плотного сложения, с красным шарфом вокруг веснушчатой лысины, говорил трем парнишкам и девочке:

… – и чтоб не опаздывать. От мужчин потребуется мужская работа; эта женщина будет ежечасно обносить вас водой, другая, ежечасно же, приносить ведро, куда вы сможете облегчаться. Без приказа работу не бросать. Прежние рабочие, бездельники-варвары, только и знали, что пить, мочиться да обливаться водой вместо того, чтоб копать, – и думали, что им за это заплатят! Теперь-то мы нашли кой-кого получше…

Девочка взглянула на Прин, думая, верно, что та тоже ведра с водой или нечистотами будет носить.

Из-за ограждения кто-то запустил в госпожу Кейн комком грязи или чего-то похуже. Метатель спешил скрыться в толпе, вокруг смеялись.

Госпожа с гримасой отвращения отряхнула юбку и пошла дальше.

– Боюсь, что это одна из неизбежностей жизни за стенами моего сада. Вот почему я недолюбливаю Освободителя.

– Это был один из его людей?

– Сомневаюсь. Скорей какой-нибудь бедолага, вынужденный содержать свою матушку, трех незамужних сестер, жену и целый выводок детворы – мы, верно, не взяли его на работу или уволили за то, что ленился. А может быть, озорник наподобие нашей Ини, отродье аристократа – у него-то никаких забот нет, он попросту находит это забавным. К несчастью, все больше этих людей, в том числе и те, кто грязью швыряется, думают, что Освободитель пришел ради них.

– Но я думала… – Прин снова запуталась, как утром в саду, – я думала, что он освобождает рабов.

– Рабы – это люди, не получающие платы за свой труд, а там толпятся те, кто и не работает, и платы не получает. Сходство налицо, вот они и вообразили себе невесть что. Если и Освободитель придет к такому же заблуждению, придется мне заплатить очередному фанатику полных двенадцать и шесть монет. – Госпожа Кейн задумалась и заговорила вдруг совсем о другом. – Бирюза не понимает одного – возможно, ей мешает должность моей секретарши или моя к ней любовь; только за это, ни за что больше, я виню себя по отношению к ней. Не понимает, что с возрастом ты все больше зависишь от общества, в котором живешь, и все меньше – от близких тебе людей. Того, кто не поймет этого в молодости, в старости ждет много горя. Понимать не значит умалять свои чувства к любовнику или другу – это значит лишь признать печальную, известную многим истину. Общество может с грехом пополам заменить близкие отношения, зато отношения быстро портятся, если общество их не поддерживает. Не будем больше об этом, но вот что я тебе скажу, моя девочка. – Госпожа больше не улыбалась, глядя на Прин. – Если я заключила сделку с тем преступником на Черном проспекте не только из праздного любопытства – а ты достаточно взрослая, чтобы знать, что любопытство никогда не бывает праздным, – то это сделано лишь для защиты общества. А оно для меня – и тот, кто кидался грязью, и ты, и все, кто носит мои красные шарфы, и Дикая Ини, и Бирюза, и весь наш город… страна, которой я дарю этот рынок, и мои соседи в Саллезе, которых я ни за что бы не пригласила на ужин в узком кругу с вышеупомянутыми людьми, ибо это ни к чему хорошему не привело бы и сделало бы само понятие общества нелепым и даже варварским.