Дмитрий Донской - Юрий Лощиц

«Сказание о Мамаевом побоище» сообщает, что Дмитрий Иванович, отправляясь в поход, взял с собою десятерых гостей-сурожан. Судя по всему, купцов в ополчении было гораздо больше, но эти десять выделены особо именно потому, что они сурожане.

Наиболее видная часть московского купечества в XIV веке делилась на суконников, торговавших с Новгородом, а через Новгород — с Ганзой, и сурожан, торговавших на южных рынках, поддерживавших тесную связь с разноплеменным купечеством Сурожа (нынешнего Судака).

Именно это качество — осведомлённость сурожан «в Ордах и в Фрязех» — выделяло десятерых московских гостей, привлекало к ним особое внимание современников и потомков. В «Сказании» они названы, как и военные разведчики, по именам, и хотя в разных его редакциях и списках эти имена также слегка видоизменяются, и тут под тонким покровом разночтений залегает пласт достоверности. Вот как именует гостей-сурожан Никоновская летопись: «Василий Капица, Сидор Елферев, Константин Волк (фамилия здесь опущена и восстанавливается по «Сказанию»), Кузма Коверя, Семион Онтонов, Михайло Саларев, Тимофей Весяков, Дмитрий Черно́й, Дементей Саларев, Иван Ших».

Этот перечень неоднократно привлекал внимание историков, признано, что фамилии нескольких купцов имеют греческое происхождение. Но это не значит, что Дмитрий Иванович взял с собой иностранцев, любопытствующих посмотреть на то, как две рати будут уничтожать друг друга. Это были именно русские, московские купцы, но хорошо знающие Восток и Средиземноморье.

Зачем же он их всё-таки взял? «Сказание» отвечает на этот вопрос как будто не очень внятно: «…видения ради: аще что Бог случит, имут поведати в дальних землях; и другая вещь: аще что прилучится, да сии сотворяют по обычаю их».

Получается, что именитые купцы были приглашены как свидетели, которые могли потом поведать о происшедшем, широко распространяя именно московскую, именно русскую оценку похода и битвы.

Но, кажется, Дмитрий Иванович имел в виду не только и даже не столько это. Академик А. А. Шахматов предложил более прозорливое объяснение: «Великий князь взял с собою московских гостей-сурожан, быть может, для возможных дипломатических поручений».

Великий князь знал уже, что в армаде Мамая множество иноземцев-наёмников и что ещё не исключена возможность каких-то переговоров, во время которых сообразительность, смётка бывалых купцов, наконец, их познания в разных языках окажутся крайне необходимы.

Купцы дошли до самого Куликова поля и, надо полагать, стояли на нём с оружием в руках. Тому, что это были живые люди во плоти, а не плод фантазии средневекового «романиста», можно найти подтверждение в документах XV века, по которым известно, что в Москве проживали потомки некоторых наших сурожан — купцы Иван Весяков, Дмитрий Саларев, Иван Шихов. Отдалённые потомки Василия Капицы известны и в наше время.

Сроки похода на Дон. Разногласия источников относительно сроков похода особенно бросаются в глаза. Так, «Летописная повесть» даёт всего три хронологические вехи: 20 августа — день выступления из Коломны; «за неделю до Семеня дни», то есть 25 августа — переправа войск через Оку; «за два дни до Рождества святыя Богородица», то есть 5 сентября русская рать вышла к верховьям Дона.

Неизвестным остаётся день начала похода, хотя его как будто несложно вычислить. Если от Коломны до усть-Лопасни добирались пять дней, то уж никак не меньше должны были идти и от Москвы до Коломны.

Но мы помним, что 18 августа, «на Флора и Лавра» (это число называют все списки «Сказания»), Дмитрий провёл в монастыре у Сергия Радонежского и, следовательно, мог вернуться в Москву лишь на следующий день, 19 августа, причём не в первой его половине; скакать-то надо было около 70 вёрст.

Вообще «Сказание» и вторящий ему Никоновский свод дают совсем иной счёт событий, нежели «Летописная повесть». Он отчасти приводился в предыдущей главе, но стоит напомнить его:

31 июля — на этот день великий князь московский назначил первоначальный срок сбора в Коломне;

15 августа — «всем людем быти на Коломну», по второму, дополнительному, приказу Дмитрия Ивановича, также не осуществлённому;

18 августа — встреча с игуменом Сергием;

28 августа — «и приде князь велики на Коломну в суботу».

Последней дате доверять никак нельзя. Во-первых, потому, что 28-е названо субботой, а в 1380 году на это число на самом деле приходился четверг. Составитель Никоновской летописи, взявший число без проверки из «Сказания», кажется, и сам не вполне был уверен в его истинности и потому «постеснялся» назвать день выхода ополчения из Москвы, который, по «Сказанию», приходился на 27 августа (!), «на паметь святого Пимена Отходника». За одни сутки конно-пешее войско, обременённое обозами, никак не могло покрыть расстояние от Москвы до Коломны, составляющее 115 километров. По меньшей мере, для этого понадобилось бы двое, двое с половиной суток. Столь позднюю дату прихода в Коломну нельзя принять и потому, что, как мы помним, Дмитрий знал о намерениях Мамая встретиться с Ягайлом и Олегом у Оки 1 сентября и потому прилагал все усилия, чтобы оказаться на месте предполагаемой встречи «союзников» на несколько дней раньше.

Именно поэтому наиболее достоверной вехой, помогающей преодолеть путаницу в промежуточных сроках похода, становится для нас указание «Летописной повести» о том, что русские полки «начаша возитися за Оку за неделю до Семеня дни», то есть 25 августа.

Итак, если исходить из того, что

18 августа Дмитрий Иванович провёл на Маковце у игумена Сергия, то в Москву он возвратился лишь

19 августа, и поход мог начаться не раньше утра.

20 августа. На третий день,

22 августа, войска прибыли в Коломну. Ранним утром

23 августа состоялось уряжение воевод на Девичьем поле, после чего сразу же вышли в направлении усть-Лопасни и на третий день,

25 августа, достигли места переправы.

26 августа Дмитрий перевозился через Оку со своим двором.

Далее сроки, названные в «Летописной повести» и в «Сказании», совпадают.

Состав и численность русского войска. По этому вопросу и в источниках, и в позднейшей литературе также накопилось немало разногласящих друг с другом данных. Установить истину тут особенно сложно. Известно, что по разным причинам — уважительным и неуважительным — далеко не все русские княжества и города участвовали в битве. Известно и другое: по прошествии десятилетий и даже веков память о «неучастии» не переставала беспокоить потомков тех, кто почему-либо уклонился от участия в походе и битве. И наоборот, причастность к великому деянию становилась предметом родовой, городской и областнической гордости. Многие родословные книги русских служилых людей выводили своих родоначальников именно из числа витязей Куликова поля; можно сказать, что целая дубрава генеалогических древ выросла из его почвы.

Исследователь древнерусской генеалогической письменности академик С. Б. Веселовский обнаружил сомнительность некоторых из этих родословных; чаемое в них выдавалось за действительное. Что ж, понятно и извинительно это желание «прибавить» тех или иных людей, а то и целые княжеские и городские полки к числу воинов, защищавших честь своей земли 8 сентября 1380 года. В. Н. Татищев в «Истории Российской», невольно поддавшись этому соблазну, ввёл в ряды русских ратников суздальско-нижегородского князя Дмитрия Константиновича и целый новгородский полк.