Победитель, или В плену любви - Элизабет Чедвик (Англия)

— О нет, мой лорд, — сказал Пепин.

— Что тогда?

— Лорд Иоанн, граф Мортейн, только что прибыл с личной охраной и отрядом воинов.

— Кто? — тревожно вытаращился на оруженосца Амон.

Не то чтобы он имел что-либо против графа Иоанна. Действительно, это было достаточно обычно, но Амону было крайне неприятно чувствовать неподготовленность к визиту.

— Сенешаль уже приветствует его в нижнем дворе. Я прибыл немедленно, чтобы пригласить вас, сэр.

Амон отпустил проклятия сквозь сжатые зубы и бросил в открытую дверь:

— Ну так помогите мне одеться. Эда, помогите вашей хозяйке. — Он ткнул большим пальцем в девицу, затем повернулся к Элайн. — Вы слышали? Граф Иоанн.

— Да, я слышала. Эда, мое придворное платье. Что он хочет, как вы думаете?

Амон пожал плечами внутри туники, которую натягивал.

— Гостеприимства, солдат… Денег — это не удивило бы меня. Какое это имеет значение? Он здесь Бог знает насколько, и ему надо оказать внимание. Займемся этим.

Он отстранил Пепина и, все еще застегивая свой пояс, поспешил из комнаты в главный зал.

Манди вернулась в совершенный хаос, вызванный прибытием принца, брата Ричарда Львиное Сердце. Внешний двор был заполнен массой лошадей и солдат. Флориан цеплялся крепко за ее шею, глядя во все глаза, пока она прокладывала себе дорогу через толпу.

Кто-то ущипнул ее за ягодицы и проржал оскорбление, замаскированное под комплимент. Она развернулась и увидела солдата, усмехавшегося нагло вслед ей, держа руку возле нижней застежки его доспехов. Острый запах лошадей и немытых тел был настолько густой, что она закрыла лицо концом своего плата. Предстать перед недовольной Элайн казалось не такой ужасной перспективой, и она поспешила под защиту зала.

Он также был забит людьми, но более высокого ранга, чем снаружи. Их одежды были из красивых тканей, более богатых расцветок, а снаряжение — лучшего качества. Некоторые из них выглядели смутно знакомыми — по жизни, которую она оставила позади. Пока она пробиралась к лестнице башни, она, узнала Люпескара и Ольгейса, наемников из войска Иоанна Плантагенета, графа Мортейна.

В тот момент, когда Манди вступила в покои, она была атакована Элайн, которая потянула в переднюю. Здесь суетились девицы с охапками полотна, подушек, новых свечей и стенных занавесок. Два здоровенных человека с оружием тащили огромный дорожный сундук к стене. Три тощих охотничьих собаки носились по комнате, исследуя все и всех. Одна из них засопела, покрутилась в углу около двери, затем задрала ногу на портьеру. Манди вытаращила глаза. Элайн ненавидела собак. Она допускала их в зал только ради Амона, и до сегодняшнего дня ни одной собаке никогда не позволялось и на милю приближаться к ее личным покоям.

— Господи, я думала, что ты ушла на весь день! — схватилась Элайн. — Подойди и помоги мне теперь. — Она указала на няню, играющую в ладушки с маленьким ребенком. — Оставь Флориана с Жилем. Элоиза будет присматривать за ним.

— Что надо делать? — Манди усадила своего сына на полу около маленького сына Элайн и повернулась как раз для того, чтобы получить тунику самого великолепного расшитого шелка, на который когда-либо бросала взгляд. Цвета темной сливы, красивая, солнечная и скользкая, с матовыми фигурами павлинов, вытканными по ней. Все края были щедро украшены золотым шнуром, и вся ткань усыпана крошечными золотыми бусинками.

— Почините это — и так, чтобы ничего не было заметно, если хотите удостоиться королевской милости. Здесь порвалось на рукаве внизу, когда он снимал ее через голову.

Подозревая, что «он» — это граф Мортейн, она последовала за Элайн в главную комнату и обнаружила его сидящим в огромной кадке — ванной из бочки. Пар поднимался над поверхностью тонкими струйками, и принц с закрытыми глазами наслаждался горячей водой с травами, плескавшейся вокруг его шеи.

Манди видела графа Мортейна однажды или дважды, в давние времена ее турнирных скитаний, достаточно, чтобы составить общее впечатление от темноволосого человека, невысокого по сравнению с рыцарями вроде Харви или Люпескара, но коренастого и энергичного. Человек в кадке походил на того, из воспоминаний, и одновременно удивил ее. Никто никогда не говорил о Мортейне как о красавце. Все такие почести были отданы его блестящему брату — Ричарду Львиное Сердце, и все же черты Иоанна были очень привлекательны. Его лицо не было похоже на лицо Ричарда, и кости не были так близко к поверхности кожи. Скулы высоки, нос короткий и привлекательно прямой, и рот чувственно изгибался в состоянии покоя.

— Не стой как истукан, — резко подтолкнула ее Элайн. — Бери иголку.

Манди принесла свою корзинку со швейными принадлежностями и удалилась в угол комнаты. Она выбрала свою самую прекрасную серебряную иглу и нашла длинную шелковую нить точно такого же оттенка, как порванная туника. Затем, с предельной осторожностью и деликатностью, она приступила к починке. Время от времени она отрывала глаза от шитья, чтобы поднять голову и взглянуть на него. Его веки все еще были закрыты, и он казался забывшим о суматохе, окружающей его. Она подумала, что он наверняка привык к постоянному потоку слуг и просителей и научился не замечать их.

Она почти закончила свою работу и была очень довольна результатом, потому что шов стал почти незаметен, когда примчалась одна из собак Иоанна, чтобы обнюхать ее, и уткнула свой холодный мокрый нос в ее колени. Манди была захвачена врасплох, игла соскользнула, глубоко уколов указательный палец. У нее вырвался крик боли. Собака присела на лапах и зарычала на нее, оскалясь, и показала угрожающе острые белые зубы.

— Нерон, сюда!

Собака немедленно отозвалась на властный окрик из бадьи и, повиливая хвостом и скуля, побежала к графу.

Он сидел теперь, полностью пробужденный.

— Лежать, — скомандовал он, направляя указательный палец. Собака присела на все четыре лапы и следила за ним беспокоящимися глазами, ее лохматый хвост хлестал по полу.

— Проклятый полукровка, — сказал Иоанн, но с оттенком ленивой привязанности в тоне. — Надо было велеть хранителю псарни утопить тебя при рождении. — И поглядел через комнату на Манди.

Она вытащила иглу из пальца и высасывала выступавшую яркую бусинку крови, со своими собственными мыслями, в основном повторяющими слова принца Иоанна, но содержащими значительно большее количество яда.

— Вы поранились? — спросил он.

Манди помотала головой.

— О, пустяки. Единственное беспокойство — чтобы не испачкать кровью ваше прекрасное платье, милорд.

— Хорошо, это очень трогательно, если таково действительно ваше единственное беспокойство, — сказал он ласковым голосом.

Манди покраснела:

— Было бы жаль повредить такую прекрасную тунику, тем более что я потрудилась, чтобы починить ее, — сказала она.

Иоанн был удивлен.