Генерал-марш - Андрей Валентинов

Кажется, такого вопроса никто не ожидал. Белин удивленно вскинул пегие брови, его аспирант громко хмыкнул. Достань Воробышка, однако, ничуть не удивился.

– У всего мира. Кто-то неведомый оказался так силен, что изменил даже волю Высокого Неба. Христиане посчитали бы это обещанным Концом Света, но с одной поправкой: Мир погиб, но Иисус не явился.

Товарищ Москвин застегнул верхнюю пуговицу на гимнастерке, прислушался. В соседней комнате, где стоял «ремингтон», кто-то шумно возился. Легкий стук, негромкое бормотание…

Ужасно шумно в доме Шнеерсона,

Шухер такой, что прямо дым идет!

Там женят сына, сына Соломона,

Который служит в Губтрамот…

Вот уже и запели! Леонид только головой покачал. Стоит зайти в конце рабочего дня в помещение группы, и столько открытий сразу. Сегодня поют, завтра, глядишь, плясать станут.

Невеста же, курьерша с финотдела,

Сегодня разоделась в пух и прах:

Фату мешковую надела

И деревяшки на ногах…

Песня стихла, сменившись топотом каблучков. Дверь отворилась:

– А вот и я, товарищ Москвин! Не сильно задержала?

Товарищ Петрова, моргнув наивными детскими глазами, улыбнулась, продемонстрировав свежую помаду и слегка желтоватые зубы. Леонид привычно оглядел подчиненную. Косметика и сережки на месте, модное серое пальто застегнуто, шапка на ухо не свисает, выражение лица… Ну с этим ничего не поделаешь.

– Сейчас открою. Завтра, как и договаривались, можете взять отгул.

– Ой спасибо, Леонид Семенович. Вы такой добрый!..

Товарищ Москвин взял ключ с подоконника, подошел к двери. Дамочка уже нетерпеливо притоптывала, глядя на часы.

– Мне спешить надо, муж уже со службы приехал… У-у-у, мой пупсик, мой выдумщик!..

Накрашенные губки скользнули по щеке. Товарищ Петрова, отработанным движением выхватив носовой платок, вытерла помаду с начальственного лика.

– Ой, я такая неловкая…

Сгинула, даже дверь за собой не закрыв.

Леонид молча переварил «пупсика» и сам стал одеваться. Всем, всем хороша товарищ Петрова, даже на «ремингтоне» печатает почти без ошибок, но лучше бы ей онеметь, а не Симе Дерябиной. Нет в мире совершенства!

Телефон зазвонил в тот миг, когда товарищ Москвин уже собирался тушить свет. Чертыхнувшись, он шагнул к столу, схватил трубку.

– Техсектор, аналитическая группа.

– Пантёлкин? – хмыкнули в трубке. – Шлюшку уже попользовал? Молодец, молодец!.. А теперь слушай внимательно: сегодня домой не ходи, там у себя и ночуй, целее будешь.

Гудки…

Леонид почему-то ничуть не удивился. Положив трубку на место, дернул рукой, освобождая спрятанный в рукаве «браунинг», взял стоящий возле стола портфель, скользнул к стене, нащупал выключатель.

Тьма…

В этом помещении ночевать не стоило, слишком дверь хлипкая и окон много, а вот в его кабинете-келье – самое оно. Дивана там нет, но можно стулья составить. Не барин, перебьется…

* * *

Ночью, во сне он опять бежал по крыше. Подошвы били в гулкое железо, в глаза смотрело полуденное солнце, в ушах – свист ветра и револьверный лай. Быстрее, быстрее, быстрее… Но все было не так, как прежде. Исчез страх, сменившись веселым азартом. Погоня не за ним, он сам преследует врага. Крыша изгибалась, то вздымаясь вверх, то падая уклоном, пули уже не свистели – гудели, а впереди была пропасть, куда сейчас упадет загнанный. Судьба переминалась – теперь не ему, другому падать в безвидную бездну. И так будет всегда!

Леонид остановился, вскинул револьвер и выстрелил в чужую, залитую потом спину. Ни дна тебе, ни покрышки!

Тогу богу!..

* * *

Первой в дверь постучала уборщица, а вслед за нею – курьер из экспедиции с пачкой свежих газет. Товарищ Москвин, едва протерев глаза, схватил лежавшую сверху «Правду», развернул, бросил взгляд на первую страницу.

«В Президиуме ЦИК СССР…» Есть!

Теперь можно неспешно привести себя в порядок, умыться, встретить веселой улыбкой спешивших на службу сотрудников и даже объявить большое утреннее чаепитие.

«В Президиуме ЦИК СССР. Постановление Президиума ЦИК о создании Объединенного государственного политического управления (ОГПУ) и Иностранного политического управления при СНК СССР…»

О новости уже знали. Обсуждали не слишком бурно, но достаточно активно. Товарищ Москвин в дискуссии вступать не стал, сославшись на полное незнакомство с предметом. Собственно, что обсуждать, если в «Правде» все написано? В связи с образованием СССР республиканские ГПУ сливаются в одно – Объединенное. Чтобы новая структура не получилась слишком громоздкой, внешнюю разведку выделяют в отдельное управление – Иностранное, во главе с опытным чекистом товарищем Менжинским. ОГПУ возглавит товарищ Бокий, тоже ветеран ЧК, а Феликс Эдмундович Дзержинский направляется на повышение в Высший Совет народного хозяйства, который и возглавит. Перемены, конечно, серьезные, но давно ожидаемые.

Улыбался Леонид от всей души. Не тому, что с Первочекистом разобрались, – тому, что сам уцелел. Этой ночью густо коса косила, многим довелось в одних подштанниках незваных гостей встречать. Повезло Лёньке Фартовому, недаром кличку такую дали!

А со всем прочим… Прав товарищ Куйбышев, лучше ужасный конец, чем ужас без конца!

«Всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет; и всякий город или дом, разделившийся сам в себе, не устоит…»

Чаша была прекрасна. Массивное золотое основание, ребристое «яблоко» посередине высокой ножки, розовый мрамор по бокам, лента орнамента, бегущая по краю, – легкие, невесомые завитки. Металл неярко светился. Хотелось протянуть руку, дотронуться, подержать на весу…

Ольга с сожалением вздохнула. Трогать нельзя, хорошо хоть взглянуть позволили.

– Обратите внимание на орнамент, сударыня, – смотритель ризницы, маленький седой старичок, осторожно поднес указку к бортику, – скань, именуемая также филигранью. Сложнейшая ювелирная техника, узоры ее, обычно стилизованного растительного характера, выполняются из тончайшей золотой проволоки и припаиваются к металлическому фону. Хочу заметить, что выразительность рисунка во многом зависит от качества припоя. Это один из лучших образцов!

Зотова согласно кивнула. Про чашу ей уже рассказали все, что можно. Потир – вклад великого московского князя Василия Темного, образец ювелирного искусства средневековой Руси. На поддоне – надпись с именем мастера: «А делал Иван Фомин».

– Хранилась в Троицко-Сергиевой лавре, – продолжал шелестеть старичок, – но после того, как пришел гегемон… То есть после известных событий было решено переправить сие чудо в Столицу. Понимаю ваш интерес, такую вещь надо обязательно увидеть хотя бы раз в жизни.