Военные мемуары. Том 3. Спасение. 1944-1946 - Шарль де Голль

Хотя Третья Республика постоянно находилась в состоянии полной неуравновешенности и закончила тем, что рухнула в пропасть, политические партии видят в этом удобную возможность сваливать вину на других, а вовсе не необходимость отказаться от своих прежних заблуждений. Хотя Франция не может воспрянуть без единения всего народа и без главенства признанной и прочной власти, эти принципы совершенно чужды их кругу. Для них, наоборот, речь идет о борьбе с конкурентами, возбуждении тех страстей и требований, в которых они находят поддержку, захвате власти не для того, чтобы служить стране в целом, но для осуществления своей частной программы во благо поддерживающей их группировке. Мысль о том, чтобы де Голль, преуспевший в объединении нации и руководстве ее спасением, продолжал оставаться во главе страны, их не устраивает. Да, они стараются расточать ему похвалы. Сегодня из привязанности, а завтра из предусмотрительности они допускают, что его уход потребует перемен. Они даже пытаются представить себе, на какой бы декоративный пост его можно было отодвинуть. Но никто из них не предусматривает того, чтобы управление делами оставалось долгое время в руках лица, одно присутствие которого было бы несовместимо с их представлениями о власти.

Однако, хотя я и не жду стихийной поддержки партий, мне кажется вполне ясным, что расположение ко мне страны и ее доверие, которое она до сих пор мне выказывает, выражаются достаточно ясно, чтобы «политики» были вынуждены идти с общим потоком. Мое дело спросить у француженок и французов их согласия на строительство того государства, каким, по-моему, оно должно быть. Если они ответят утвердительно, партиям придется согласиться с этим, и я приму участие в создании новой Республики. Если же нет, я не премину сделать свои выводы.

Но если я с самого начала рассчитывал, что решение в последней инстанции останется за народом, то тем не менее я ощущал сомнения и тревогу за то, каким будет исход. Под волнующими свидетельствами восторга, которыми меня осыпает народ, выражающими столько же отчаяния, сколько и искренних чувств, не кроется ли усталость, разочарование и раскол? Все эти огромные свершения, упорный труд для создания сильного государства, усилия, которые я предлагаю сделать, не превышают ли они его возможности и желания? А я, есть ли у меня достаточно способностей, умения, красноречия, необходимых, чтобы зажечь народ в то время, когда пропадет его энтузиазм? Однако каким бы ни был однажды ответ страны на вопрос, который ей будет задан, на мне лежит обязанность использовать всю данную мне власть, чтобы управлять ею.

По правде говоря, в первые дни после капитуляции Германки можно было подумать, что настанет новый подъем политического единения вокруг меня. На короткое время пресса рассыпалась в похвалах в мой адрес. На заседании Консультативной ассамблеи 15 мая единодушными овациями, пением «Марсельезы» и восторженными криками «Да здравствует де Голль!» была встречена речь, которую я произнес об уроках, какие следовало извлечь из войны. Виднейшие деятели Франции демонстративно осыпали меня знаками расположения, в частности, бывшие председатели Совета министров, которых немцы держали в заложниках и которые вернулись на родину. Первым шагом гг. Поля Рейно, Даладье и Сарро стал визит ко мне с уверениями в их преданной поддержке. Леон Блюм, как только он был освобожден, заявил: «Франция воскресает благодаря генералу де Голлю. Нам повезло, что у нас есть такой генерал де Голль. В застенках моей тюрьмы я всегда надеялся, что моя партия сможет оказать ему поддержку. Вся Франция доверяет ему. Его присутствие является для нашей страны незаменимой гарантией внутреннего согласия». Эдуар Эррио, освобожденный русскими и будучи проездом в Москве, выступил там по радио со следующими словами: «Я убежден, что страна объединилась вокруг Шарля де Голля, в чье распоряжение я отдаю себя безоговорочно». Но не у всех этих жестов и слов было будущее.

На деле в общественной жизни в тот момент доминировали политические пристрастия и предвыборные заботы. Пищей для них служило, во-первых, обновление муниципалитетов. Действительно, чтобы постепенно запустить в действие демократический аппарат, правительство приняло решение начать с муниципалитетов. Муниципальные советы, избранные в 1937, подверглись сначала незаконным вмешательствам режима Виши, а затем пострадали от потрясений освобождения. Сейчас же они возвращались к своему источнику — выборам путем голосования граждан. Хотя следовало учитывать многие обстоятельства на местах в обоих турах голосования 29 апреля и 13 мая, в целом основные претенденты уже определились. Те партии, что располагали сильной развитой структурой и кичливо называли себя «движениями» — коммунисты, социалисты, народные республиканцы, — завоевали много голосов и мест в ущерб различным направлениям умеренных и радикалов. Для баллотирования после первого тура объединились две категории марксистов. Наконец, все партии поставили на тех из своих кандидатов, которые приняли активное участие в борьбе с врагом; решение, которое, впрочем, избиратели охотно одобрили.

Политическая борьба поменяла распределение голосов, но не изменила природу ни одной из партий и не вызвала появления действительно нового течения в политической жизни страны. В целом, партии больше, чем когда-либо, склонялись к «фракционизму», стремясь к удовлетворению требований отдельных социальных групп, а не к единению во имя великого дела нации. В обстановке раздачи чрезмерных и почти невыполнимых обещаний коммунисты, естественно, задают тон и оказывают большое влияние. Кроме того, предвыборная кампания показала, что относительно будущей структуры государства у «политиков» имеются только две концепции. Радикалы и умеренные ратуют за возврат к конституции 1875. Прочие выражают желание получить «единственную и независимую ассамблею». Но, за исключением этих расхождений, все требуют, чтобы партии обладали, как и раньше, без ограничений доступом ко всем рычагам государственной власти. Любой наблюдатель может заключить, что завтра они этого добьются, несмотря на усилия де Голля. Если прав Клемансо, говоря, что «худшим страданием души является холод», то можно понять, что атмосфера, в которой мне придется работать долгие месяцы, с каждым днем будет становиться для меня все мучительнее.

Муниципальные выборы еще не закончились, когда во Францию стали возвращаться военнопленные, депортированные и угнанные на работы. Это огромное событие для страны, полное волнением, радостью и слезами! За несколько недель по всей Франции семьи приняли в свои объятия два с половиной миллиона своих детей, самых дорогих, поскольку больше всех познавших тяготы и беды войны. Это «великое возвращение» поставило перед правительством множество сложных проблем. Не так просто отправить во Францию, а затем доставить к своим домам так много народу. Тяжело накормить и хорошо их одеть в то время, как в стране ощущается страшная нехватка продовольствия и одежды. Трудно быстро вновь обеспечить их работой в стране, где промышленность только набирает обороты. Нелегко также разместить по больницам и окружить заботой массу больных и инвалидов. Но поскольку разгром Рейха освободил одним махом всех французов, содержавшихся в Германии, вопросы об их судьбе должны были решаться без промедления.

Эта широкая операция была подготовлена. Министерство по делам военнопленных, депортированных и беженцев, созданное в 1943 в Алжире, приложило все силы к подготовке этой операции, руководству ею и обеспечению оптимального ее проведения. Необходимо собрать людей на местах в Германии и организовать их переправку на родину. Это относительно несложно в зоне французской армии. Сложнее в американском и британском секторах. Очень сложно у русских, держащихся отстранение, крайне подозрительных, занимающихся в этот период переселением целых областей. Однако в короткий срок в Лейпциге было заключено соглашение по урегулированию сотрудничества между армиями союзников в вопросе о бывших военнопленных. Больших осложнений не возникло, кроме вопроса о молодых жителях Эльзаса и Лотарингии, насильно мобилизованных в вермахт, плененных советскими войсками и на данный момент смешанных с немцами в концентрационных лагерях для военнопленных по всей России. Наш посол, генерал Катру, и его военная миссия в Москве с трудом связались с ними, установили их личности и добивались их репатриации. Некоторых нашли позже. Некоторые не вернулись.