Сфинкс - Тобша Лирнер

— Мадам Брамбилла сама мне сказала.

Отец Карлотто отвел меня в маленький боковой придел, где находилась чья-то семейная усыпальница, и тихо проговорил:

— Месье Уарнок, семья Брамбилла была много лет назад отлучена от церкви.

— Отлучена от церкви? — Я не мог скрыть потрясение.

— В тысяча девятьсот сорок шестом году. Я сверялся с записями, когда мадам Брамбилла попросила отслужить в нашей церкви заупокойную мессу по вашей жене. У меня состоялся довольно неприятный разговор с епископом, но в итоге мы решили, что грехи отца, а в данном случае деда, не имеют отношения к внучке. Упокой Господь ее душу.

— Но как насчет Паоло Брамбиллы? Он умер в пятьдесят шестом году. Разве он похоронен не вашей церковью?

— Он похоронен — это правда. Но не нашей церковью.

Я отвернулся, не желая, чтобы он заметил, насколько я удивлен. Взгляд упал на витраж, изображающий святого Себастьяна с дюжиной стрел в теле и с искаженным страданием лицом.

— Почему их отлучили от церкви?

— Это частное дело между церковью и семьей.

Я вынул бумажник.

— Я являюсь членом семьи и от ее имени хотел бы сделать пожертвование — скажем, сто долларов. Я заметил, что вы начали ремонт крыши.

Отец Карлотто поджал губы. Наконец, словно смирившись, вскинул руки.

— Вы правы, и такое щедрое пожертвование в высшей степени уместно. Но, мистер Уанрок, вы не должны давать взятку с намерением выпытать тайны церковных записей.

Я взял оставленный на скамье молитвенник и засунул между страницами две купюры по пятьдесят долларов.

— Пожалуйста, святой отец, ради моей жены. У меня есть веская причина думать, что ее душа не обрела покоя.

Я вложил в его руки молитвенник. Священник пристально смотрел на меня, словно решая, можно ли мне доверять. Но наконец взял книгу.

— Я нисколько не сомневаюсь, что ее душа не обрела покоя. Смерть вашей жены — большая трагедия, и скорее всего трагедия, которой можно было избежать. Что же до отлучения от церкви, то ее дед обзавелся неудачной компанией — взбалмошные люди увлеклись всякого рода языческими ритуалами. На мой взгляд, занятие довольно безобидное — фанатичных историков просто занесло. И это неудивительно, в нашей стране много всяких отголосков. Они проникают в голову и путают все на свете. Мой предшественник готов был закрыть глаза, но возмутился кто-то из паствы. А когда пришел Насер, началась охота на ведьм, и никто не мог чувствовать себя в безопасности.

— А что приключилось с телом моей жены?

— Понятия не имею. Могу сказать определенно: мы его ниоткуда не забирали. Я видел только гроб. Если хотите, покажу вам книгу записей.

— Нет необходимости. Еще один вопрос, святой отец: рыба — это ведь христианский символ?

Отец Карлотто улыбнулся и наконец успокоился.

— Рыба символизирует учеников Христа. Некоторые из них, как вам известно, были рыбаками. В первые столетия нашей эры изображение рыбы использовалось в качестве тайного знака ранними христианами, хранившими веру, несмотря на враждебность Римской империи. Традиция держалась веками — в этой части света христианам всегда приходилось трудно. Даже сегодня молодые копты в Александрии имеют тайные татуировки, которые свидетельствуют об их вере. Изображение рыбы находят на гробницах в катакомбах Ком-эль-Шугафы — месте, которое, как считают некоторые из моих прихожан, посещают привидения.

Священник поколебался и, убедившись, что церковь по-прежнему пуста, перешел на взволнованный шепот:

— Вы должны знать: перед смертью ваша жена приходила ко мне.

Я сразу напрягся.

— Зачем?

— Попросила ее крестить, чтобы она могла исповедаться. Ей было страшно. Я крестил ее святой водой и тут же принял исповедь. Мистер Уарнок, у меня сложилось впечатление, что она оказалась вовлеченной в такие проблемы, которые были ей неподвластны. Сказала, что существует некий предмет, который способен потрясти устои религии и исторической науки. И спрашивала, может ли церковь, если потребуется, предоставить убежище. Я заверил ее, что может, хотя, признаюсь, говорил несколько скептически. Она была не первым египтологом, у кого я принимал подобные исповеди. Приходила еще одна молодая женщина-египтолог, лет двадцать назад…

Слушая его, я вспомнил рассказ Деметрио аль-Масри еще об одном женском трупе, который он осматривал, и тоже без внутренних органов. Я поежился, словно сквозь стены храма проник ледяной колод. Кем была та женщина?

— Вы знаете о существовании астрариума? — прямо спросил я священника.

Отец Карлотто от неожиданности вздрогнул и перекрестился.

— Помилосердствуйте, это название даже произносить опасно. Но если хотите знать, да, мне известно о существовании такого предмета. Один монах — не католик, а копт — рассказал мне о двух доверенных ему старинных документах: один из эпохи фараонов, другой из времен наполеоновских войн. И в обоих упоминается это устройство. Я говорю об отце Мине из монастыря Святого Бишоя в Вади-эль-Натруне. Если хотите, могу задать ему от вашего имени несколько тактичных вопросов. Это по крайней мере я обязан сделать для вашей жены. Не знаю, слышали ли вы, что один епископ из ранних христиан, святой Иоанн, рассказывал, что известная Ипатия пользовалась некоей астролябией и черной магией, чтобы склонить римского губернатора Александрии вернуться к языческой вере. Кто знает, не исключено, что речь шла о том же самом устройстве.

— Изабелла считала, что единственная вина Ипатии заключалась в том, что она была умнее своих оппонентов-мужчин, — ответил я.

Отец Карлотто улыбнулся:

— Ваша жена была волевой женщиной. Мне бы следовало предложить ей уехать из Египта… Но она находилась на грани истерики, и то, что говорила, было лишено всякого смысла. Теперь я сожалею, что не отнесся к ее словам более серьезно.

— Когда это случилось?

— Примерно за две недели до ее смерти. — Священник сделал ко мне шаг. — Приходите через несколько дней. Посмотрим, что я сумею выяснить. И запомните, мой друг: если вам понадобится убежище, мы сумеем вас спрятать. Мои коптские братья из Вади-эль-Натруна приютят вас на столько, на сколько потребуется. Им уже приходилось оказывать людям такую помощь. Ведь, утратив веру, вы до сих пор католик? А с этой бородой вы не будете выделяться.

Я вгляделся в его открытое лицо, стараясь понять, как много он знает об обстоятельствах смерти Изабеллы. Передо мной стоял человек, отягощенный тайной исповеди и мучимый совестью, что сыграл какую-то роль в гибели человека. Он положил руку мне на плечо.

— Знаете, в жизни случаются такие моменты, когда необходимо просто верить. Помните о моем предложении. — С этими словами он, не выпуская молитвенник, оставил меня одного.

Я стоял рядом с огромным органом, расположенным под витражом, изображающим святую Цецилию. Какой страх погнал Изабеллу исповедоваться священнику? Она время от времени ходила в церковь, но я никогда бы не подумал, что моя жена способна на исповедь. От чего она бежала?