Возмутители глубин. Секретные операции советских подводных лодок в годы холодной войны - Николай Черкашин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С Сергеем Владимировичем Егоровым, ныне капитаном 1-го ранга, я встретился в его служебном кабинете. Высокий моложавый моряк, коренной петербуржец, вспоминал эпопею семилетней давности, как мне показалось, без особого энтузиазма Возможно, он просто устал от безрадостной штабной службы и хронического безденежья. Однако слово за слово, и бывший командир легендарного подводного крейсера К-407, который славен и другими подвигами — об этом чуть позже, — слегка оживился.
— Одно дело — запускать ракету из наземной шахты, глядя на старт за километр из бетонного бункера Другое — запускать ее, как мы: вот отсюда! — Егоров постучал себя по шее. — С загривка.
Да, случись что с ракетой, заправленной высокотоксичным топливом, и экипажу несдобровать. Авария в ракетной шахте № б на злополучной атомарине К-219 закончилась гибелью нескольких моряков да и самого корабля.
Менее трагично, но с огромным ущербом для окружающей среды завершилась попытка первого полноракетного залпа в 1989 году.
— Тогда, — невесело усмехается Егоров, — на борту было свыше полусотни человек всевозможного начальства. Только одних политработников пять душ. Многие ведь пошли за орденами. Но когда лодка провалилась на глубину и раздавили ракету, кое-кто очень быстро перебрался на спасательный буксир. Нам в этом плане было легче, со мной вышли только два начальника; контр-адмиралы Сальников и Макеев. Ну, и еще генеральный конструктор корабля Ковалев вместе с замом генерального по ракетному оружию Величко, что обоим делает честь. Так в старину инженеры доказывали прочность своих сооружений: стояли под мостом, пока по нему не пройдет поезд- В общем, чужих на борту не было.
Контр-адмирал Сальников предупредил Макеева, нашего комдива «Хоть одно слово скажешь — выгоню из центрального поста!» Чтоб никто не вклинивался в цепь моих команд У нас и так все было отработано до полного автоматизма. Любое лишнее слово — совет или распоряжение — могло сбить темп и без того перенапряженнейшей работы всего экипажа Судите сами: на залповой глубине открываются крышки шахт, они встают торчком, и сразу же возрастает гидродинамическое сопротивление корпуса, снижается скорость; турбинисты должны немедленно прибавить обороты, чтобы выдержать заданные параметры хода Все 16 шахт перед пуском заполняются водой, вес лодки резко увеличивается на многие тонны, она начинает погружаться, но ее надо удержать точно в стартовом коридоре. Значит, трюмные должны вовремя продуть излишек балласта, иначе лодка раскачается, корма пойдет вниз, а нос вверх, пусть не намного, но при длине корабля в полтораста метров разница в глубине для ракеты скажется губительно, и она уйдет, как мы говорим, «в отмену». Ведь за несколько секунд до старта некоторые ее агрегаты включаются в необратимом режиме. И в случае отмены старта они подлежат заводской замене, а это немалые деньги.
Даже в самых общих чертах ясно, что ракетный залп из-под воды требует сверхслаженной работы всего экипажа Это посложнее, чем стрельба по-македонски — с двух рук, навскидку. Тут оплошность одного из ста может стоить общего успеха И потому Егоров больше года гонял своих людей на тренажерах, пять раз выходил в моря, отрабатывать с экипажем главную задачу. Из разрозненных воль, душ, интеллектов, сноровок Егоров сплел, создал, смонтировал отлаженный человеческий механизм, который позволял разрядить громадный подводный ракетодром столь же лихо и безотказно, как выпустить очередь из автомата Калашникова. В этом был его великий командирский труд, в этом был его подвиг, к которому он готовил себя беспощаднее иного олимпийца.
И день настал… Но сначала они пережили множество проверок и комиссий, которые, перекрывая друг друга, дотошно изучали готовность корабля к выходу на небывалое дело. Последним прибыл из Москвы начальник отдела боевой подготовки подводных сил ВМФ, контр-адмирал Юрий Федоров. Он прибыл с негласной установкой — «проверить и не допустить». Так его напутствовал врио главнокомандующего, который остался в августе вместо главкома, ушедшего в отпуск. Врио не хотелось брать на себя ответственность за исход операции «Бегемот» — так назвали стрельбу «Новомосковска». Слишком памятна была неудача первой попытки. Но Юрий Петрович Федоров, убедившись, что экипаж безупречно готов к выполнению задания, дал в Москву честную шифровку: «Проверил и допускаю». Сам же, чтобы его не достали гневные телефонограммы, срочно отбыл в другой гарнизон.
Итак, путь в море был открыт.
— Представляю, как вы волновались…
— Не помню. Все эмоции ушли куда-то в подкорку. В голове прокручивал только схему стрельбы. Можно сказать, шел на автомате. Хотя, конечно же, в моей судьбе от исхода операции «Бегемот» решалось многое. Мне даже очередное звание слегка придержали. Мол, по результату- И академия светила только по итогу стрельбы. Да и вся жизнь была поставлена на карту. Карту Баренцева моря..
За полчаса до старта — загвоздка Вдруг пропала звукоподводная связь с надводным кораблем, который фиксировал результаты нашей стрельбы. Мы их слышим, а они нас нет. Сторожевик — старенький, на нем приемный тракт барахлил. Инструкция запрещала стрельбу без двусторонней связи. Но ведь столько готовились! И контр-адмирал Сальников, старший на борту, взял всю ответственность на себя: «Стреляй, командир!»
Я верил в свой корабль, я ж его на заводе принимал, плавать учил, в линию вводил. Верил в своих людей, особенно в старпома, ракетчика и механика Верил в опыт своего предшественника — капитана 1-го ранга Юрия Бекетова Правда, тот стрелял только восемью ракетами, но все вышли без сучка и задоринки. Мне же сказали, что даже если тринадцать выпустим, то и это успех. А мы все шестнадцать шарахнули. Без единого сбоя. Как очередь из автомата выпустили. Но ведь пуля — дура А что говорить про многотонные баллистические ракеты? Капризная дура? Нет, ракета — большая умница, с ней надо только по-умному.
Погоны с тремя большими звездами Сальников вручил мне прямо в центральном посту. В родной базе нас встречали с оркестром Поднесли по традиции жареных поросят. Но прожарить как следует не успели. Мы их потом на собственном камбузе до кондиции довели и на сто тридцать кусочков порезали — чтоб каждому члену экипажа досталось. Представили нас к наградам: меня к Герою Советского Союза, старпома — к ордену Ленина, механика к Красному Знамени… Но через неделю — ГКЧП, Советский Союз упразднили, советские ордена тоже. Дали всем по Звездочке, и делу конец.
Когда-то, в пору офицерской молодости лодочные остряки сочинили двустишие: «Самый длинный из минеров — старший лейтенант Егоров». Капитан 1-го ранга Егоров высок не только ростом. Высок моряцкой судьбой, высок командирским духом, высок отвагой. Словом, ростом своим под стать мостику подводного крейсера стратегического назначения.
* * *
Несколько слов о наградах командиру и его экипажу. Конечно же, подводники заслужили большего, чем получили. Любой канцелярист скажет, что за один подвиг дважды не награждают, и потому Золотая Звезда Героя России капитану 1-го ранга Егорову не светит, хотя Героя Советского Союза давали и за восемь последовательных пусков. Но давайте возьмем в толк то, что Егоров принимал от промышленности, вводил в строй, отрабатывал во всех режимах новейший атомный ракетный подводный крейсер стратегического назначения. БДРМ «Новомосковск» даже в нынешнее беспоходное и бесславное для флота десятилетие несколько раз сумел прогреметь на всю страну. В прошлом году этот корабль совершил то, что не удавалось никому в мире, — пустил ракету в цель с Северного полюса, с макушки планеты. В этом — ракета, запущенная с крейсера, вывела в космос искусственный спутник Земли. Дела воистину глобального масштаба. Давайте же отдадим должное первому командиру этого исторического корабля, офицеру, который и сегодня служит по завету поэта-фронтовика: «Не надо ордена, была бы Родина».