Пропавший - Мэри Торджуссен

У меня задрожали колени, я знала, что угожу в тюремную камеру. Однажды моя ярость все-таки доведет меня до тюрьмы. А как иначе? И лучше было организовать явку с повинной, сообщить обо всем самой. Я заметила, что Джеймс закрыл глаза. И хорошо. Нельзя было показывать ему, насколько мне страшно. Он ведь поступал правильно. Единственно возможным образом.

Я старалась сохранять спокойствие.

– Хорошо, что ты позвонил в полицию, – произнесла я. – Заодно расскажу им и обо всем том зле, которое причинил мне ты.

– О чем, например? – спросил Джеймс.

Он подошел к стоявшей на окне свече и задул ее. Потом склонился к камину, встал на колени и погасил фитили остальных свечей. Последний огонек на мгновение вспыхнул ярче, колыхнулся и исчез.

– Так о чем же ты им расскажешь? Что у тебя неожиданно нагрелась вода в чайнике? Что ты ощущала запах туалетной воды бывшего дружка, хотя его самого в доме не оказалось? Что в твоей гостиной включили свет?

Он продолжал двигаться по комнате, задувая свечи, и в гостиной с каждым его новым шагом становилось все темнее и темнее.

– Ты избивала своего любовника, а когда он сбежал от тебя, сумела выследить его. Избила его новую возлюбленную, свою лучшую подругу. Ты толкнула ее, и она упала с балкона, разбившись насмерть. А он настолько боялся тебя, что чуть тоже не погиб, спасаясь от тебя бегством. На что ты пожалуешься полиции? На пропажу бокала работы Веры Вонг?

Джеймс задул последнюю свечу, и я услышала, как зашипел погасший фитиль.

– Настало время отвечать за свои поступки, Ханна, – заявил он.

Джеймс встал у двери. Я сидела, откинувшись на спинку дивана, развернувшись к Джеймсу лицом и пытаясь разглядеть его в наступившем мраке. Я слышала только его дыхание, а вскоре на стенах гостиной замелькали отсветы синих проблесковых маячков полицейских автомобилей, стремительно приближавшихся к моему дому.

Два с половиной года спустя

– Ханна Монро?

Я кивнула.

Передо мной стояла женщина средних лет, держа в руках огромную кипу папок с личными делами.

– Меня зовут Джанин Эванс, и я ваш новый офицер-попечитель. Приехала сюда для встречи с другой подопечной и решила заглянуть к вам, чтобы познакомиться.

Она производила впечатление чем-то слегка напуганной, словно ее предыдущая встреча прошла далеко не так благополучно, как она надеялась.

– А куда делась Вики?

В последние несколько месяцев меня изредка навещала другая сотрудница службы надзора за заключенными, претендовавшими на досрочное освобождение (они называли себя офицерами-попечителями). И она объясняла мне условия, необходимые для удовлетворения моего прошения о выходе из тюрьмы ранее назначенного заключения.

Джанин села напротив меня и обратилась к сопровождавшей ее надзирательнице:

– Все в порядке, спасибо.

Тюремщица вышла из камеры, и мы остались вдвоем.

– Вики получила другое назначение. Итак, завтра у вас знаменательный день?

Я кивнула.

– Какие чувства испытываете в связи с этим?

Интересно, как она себе представляла мои чувства?

– Я счастлива. Взволнована, – ответила я.

– Нервничаете?

Я на секунду задумалась. Если схватки внизу живота возникали именно по этой причине, то да, я нервничала. Если она имела в виду учащенное сердцебиение, тогда тоже. А если ее интересовало, схожу ли я с ума при мысли, что мне осталось провести здесь всего одну ночь…

– Мне немного страшновато, – проговорила я.

Джанин Эванс улыбнулась:

– Это естественно в вашей ситуации. Два с половиной года заключения – долгий срок. – Она облизала кончик пальца и принялась листать страницы дела. – Значит, вас осудили за убийство по неосторожности и приговорили к пяти годам.

Я на мгновение закрыла глаза, потом кивнула.

– И к завтрашнему утру вы отбудете ровно два года и шесть месяцев, включая то время, что провели, находясь на свободе под залогом. Это ровно половина назначенного вам срока наказания. Остаток его вы будете находиться под постоянным наблюдением, и, как вам уже известно, вам придется придерживаться определенных условий. – Она передала мне один из документов. – Возьмите это с собой и убедитесь, что вам все понятно. Вы знаете: нарушение хотя бы одного из данных условий может привести вас снова в тюремную камеру.

Мне, разумеется, было это известно. Каждое из условий буквально вколачивала в мою голову работавшая непосредственно в этой тюрьме офицер-попечитель.

– Вижу, что на раннем этапе заключения вы имели взыскание и ограничение в правах. – Джанин Эванс посмотрела на меня. – За драку?

Я кивнула. Вела себя тогда как последняя идиотка. Но меня вовремя предупредили, что, если нарушение правил содержания повторится, меня лишат уже не только возможности смотреть телевизор, но и всяких надежд на условно-досрочное освобождение, если вообще не увеличат срок. И этого оказалось достаточно, чтобы вразумить меня и заставить вести себя иначе.

– Но это случилось буквально в первые дни. Вернее, в первый месяц. С тех пор я ни разу не нарушала режима.

Она продолжала смотреть на меня, словно взвешивала на весах мою судьбу.

– Вы посещали консультации психолога?

– Да, – ответила я. – Это мне очень помогло.

– Но вы никогда не обращались к специалистам прежде, чтобы справиться с проблемами, возникшими у вас еще в детстве?

Джанин Эванс добросовестно выполнила свое домашнее задание.

– Обращалась однажды, еще студенткой университета. На первом курсе. Но вот только тогда я не понимала, каким образом это поможет совладать с моими трудностями.

– А теперь?

– Теперь я ощутила реальную помощь. И я непременно продолжу такие консультации.

– Хорошо. Но есть еще кое-что. Я заметила, что за весь срок пребывания здесь вас никогда никто не навещал. – Ее голос звучал удивленно, хотя я не понимала, почему. Многих женщин в этой тюрьме никто не навещал.

– Да, это так, – подтвердила я.

И сама услышала, как холодно я произнесла эту фразу. Не стала объяснять, что меня приводила в ужас мысль, что кто-то увидит меня здесь.

– А ваша мама? Вы сохранили с ней близкие отношения?

Я постаралась избежать прямого ответа.

– Мама живет в Шотландии. И я сама просила ее не приезжать сюда. Она… не совсем здорова. Но мама обязательно приедет ко мне на новую квартиру после освобождения, чтобы помочь обустроиться.

– А ваш отец?

– Мне не хотелось, чтобы он навещал меня.