Мой талисман - Татьяна Романова

– Я и без монастыря собиралась вести себя прилично, – отшутилась Ольга, – но если тебе так спокойнее, то, ради Бога, поступай как знаешь.

Но теперь Холи было не до шуток. Анна Алексеевна оказалась настолько крепка в догматах веры, что даже протоиерей Музовский, который должен был отвечать за вопросы православия, старался не связываться с ней. Она много молилась сама, строго следила, чтобы и порученная ее заботам княжна Черкасская делала то же самое. Экипажи останавливались у всех церквей, которые попадались по дороге, и кортеж не двигался дальше, пока не отслуживался молебен. Немного легче стало, когда местности с православными храмами сменились землями, где население исповедовало католическую веру. Теперь перед храмами перестали делать остановки, но зато Анна Алексеевна начала молиться еще усерднее и читала в карете переплетенные в белую кожу письма своего духовного наставника – старца Амфилохия. Ольга в который раз мысленно поблагодарила Катю за отдельный экипаж, по крайней мере, здесь, оставаясь одна, она отдыхала.

Путешествие под надзором суровой графини Анны оказалось не таким интересным, как представляла Ольга. Прибалтийские земли были похожи на польские, а немецкие не сильно отличались и о тех, и от других. Княжне понравилась Варшава. Мужчины во главе с Музовским по приезде отправились на аудиенцию к великому князю Константину, а графиня Орлова-Чесменская, намекая на связь великого князя с графиней Лович, с которой тот жил открыто, безапелляционно заявила, что дамам там делать нечего. Она взяла для охраны двух своих лакеев, едущих на запятках ее кареты, и отправилась вместе с Ольгой гулять по городу.

Строгая красота королевского замка и средневековые дома старого города соседствовали в Варшаве с роскошными барочными дворцами польской знати. Французские платья дам сменялись красивыми национальными нарядами простолюдинок. Город был пестрый и, несмотря на конец зимы, яркий. Ольге захотелось подольше погостить в нем, и ее желание исполнилось: делегация осталась здесь на несколько дней. Княжна насладилась прогулками, на которых оттаяла даже суровая графиня Анна, а Ольга поняла, что этот прелестный город уже занял уголок в ее сердце.

Потом кортеж двинулся дальше и уже не останавливался до самого Берлина. Когда княжна вошла в комнату, отведенную ей в королевском дворце рядом с графиней Орловой-Чесменской, девушка подумала, что больше никогда не поедет путешествовать, так она устала от тряской, долгой дороги и от контроля Анны Алексеевны.

Прусский двор оказался очень бедным. После роскоши Зимнего дворца почти пустые комнаты с минимумом мебели, скромные наряды принцесс, отсутствие на них украшений показались Ольге необычными. Только теперь она поняла, насколько богат русский императорский дом. Девушка поделилась своими сомнениями с графиней Анной, и та с ней согласилась:

– Я сама хотела посоветовать вам убрать все украшения – оставьте только фрейлинский шифр, а я оставлю только нагрудный портрет императрицы-матери, – сказала та. – Будет неприлично, если мы наденем те украшения, которые привыкли носить дома. Да на тот жемчуг, в котором я гуляла в Варшаве по улицам, можно купить половину королевского дворца. Мы не подумали о том, что Пруссия разорена контрибуциями, которые она заплатила Наполеону, и войной, которую вела пятнадцать лет.

– Значит, королевская семья бедна! – догадалась Ольга. – Хорошо, что нас только представили и мы еще не успели бестактно обидеть хозяев.

– Да, Бог отвел, – перекрестилась графиня. – Теперь будем осторожнее. Я зайду за вами завтра утром, посмотрю, как вы одеты. Береженого Бог бережет.

Ольга согласилась, и наутро для визита к принцессе Шарлотте выбрала самое скромное из своих платьев, а к плечу приколола только фрейлинский шифр на голубой ленте. Анна Алексеевна одобрила ее наряд и сообщила:

– Принцесса ждет нас через четверть часа, сейчас у нее Музовский, считается, что он должен говорить с ее высочеством о нашей вере, хотя не знаю, что может сказать об этом святом предмете священник, который бреет лицо и носит фрак… Потом примут нас. Мы выслушаем пожелания принцессы и ответим на ее вопросы.

Графиня вышла из комнаты, и Ольга поспешила за ней. Молодой лакей в серой ливрее привел их в большую комнату с окнами, выходящими на реку, и попросил подождать.

– Вы заметили, что здесь все серое? – спросила Ольга, – даже вода в реке – темно-серого цвета.

– Подходит к тому унылому настроению, что царит при дворе, – согласилась с ней графиня. – Король Фридрих-Вильгельм все еще оплакивает свою обожаемую супругу королеву Луизу, которую страстно любил. Старшую дочь, которая очень похожа на мать, ему приходится отрывать от сердца и, хотя он понимает, что Шарлотте уготована прекрасная судьба, расстаться с ней – выше его сил.

– Принцесса – несравненная красавица, – согласилась Ольга, – она высокая, стройная и такая грациозная, а лицо у нее – просто прелестное, и выражение на нем нежное и кроткое.

– Ее мать была еще лучше, я видела королеву Луизу в Санкт-Петербурге, от нее невозможно было оторвать глаз, – вспомнила Анна Алексеевна. – И еще она была очень проста в обращении, за что ее обожал народ, хотя по мне – это говорило только о недостатках воспитания, ведь она росла без матери у бабки, которая ее безмерно баловала.

Их разговор прервал лакей, пригласивший дам к ее высочеству. Войдя вслед за графиней в гостиную принцессы, Ольга лишний раз порадовалась, что они оделись скромно. На принцессе было совсем простое белое платье из тонкой шерстяной ткани, единственным украшением которого служил шелковый пояс. Не было ни кружев, ни вышивки, не было и драгоценностей, только маленькие золотые серьги в виде сердечек выглядывали из-под каштановых локонов принцессы.

– Прошу вас, дамы, проходите, – пригласила принцесса по-французски, – я очень рада, что вы будете сопровождать меня в Россию.

Она пригласила гостей выпить с ней чаю, за столом собственноручно разливала его по чашкам, чем покорила Ольгу и шокировала графиню Анну. За разговором принцесса расспрашивала дам о Санкт-Петербурге, Москве, об обычаях, принятых в свете. На попытку Анны Алексеевны завести речь о предстоящем переходе в православие, она не обратила внимания, мельком сказав, что уже узнала все, что нужно, от Музовского.

«Бедняжка, она даже не поняла, что нажила себе недоброжелателя, – сочувственно подумала Ольга. – Графиня Орлова-Чесменская не прощает такого легкомыслия в вопросах веры».

Действительно, Анна Алексеевна переменилась в лице и демонстративно замолчала. Но принцесса этого не заметила и начала обращаться с вопросами к Ольге. Та, как могла, отвечала, подумав про себя, что богомольная графиня и ее запишет во враги. Так и получилось. Несмотря на то, что они были соседками, Орлова-Чесменская больше не заходила в комнату княжны. Сказавшись больной, графиня не принимала не только Ольгу, но и других членов российской делегации.

Принцесса Шарлотта этого как будто не заметила, она теперь постоянно приглашала к себе Ольгу, беседуя с ней наедине. Постепенно ее отношение к русской фрейлине, присланной будущими родственниками, стало доверительным, и Шарлотта начала рассказывать девушке о своей любви к жениху.