Неверные шаги - Мария Адольфссон

— Ты все забрала из квартиры? — спрашивает Карен, поправляя ремень, который норовит врезаться в шею.

— Все, что хочу сохранить, — отвечает Сигрид, кивком показывая на заднее сиденье, где бумажные сумки с одеждой теснятся рядом с несколькими синими матерчатыми чемоданами. — И еще кое-что в багажнике, — добавляет она, смотрит в зеркало заднего вида и включает навигатор. — Хорошо провели время? Ну, судя по запаху, хорошо. Сколько ты выпила, а?

Карен поворачивает голову, с улыбкой смотрит на Сигрид:

— Три пива, мама. Да, всегда клево повидать Коре. Очень мило, что ты за мной заехала. Диван в мастерской Марике особым удобством не отличается.

— Симпатичный. Ну, тот, что в кожаной куртке.

Сигрид пытается выдержать невинный тон. Но безуспешно.

— Его бойфренд тоже вполне симпатичный, — роняет Карен. — И приятный.

— Черт. Жаль.

— Мы с Эйриком школьные друзья, через него я и познакомилась с Коре.

— А второй мужик? С ним ты тоже знакома сто лет?

— Я вообще его не знаю. Но с Коре они, по-видимому, давние приятели.

— Вид у него несколько… потрепанный. Какой-то несвежий, что ли.

Карен не отвечает.

— Ты знаешь группу “The Clamp”? — спрашивает она немного погодя.

Сигрид удивленно смотрит на нее.

— Ясное дело, знаю, кто они. Вернее, кто они были. Почему ты спрашиваешь?

— Просто мы говорили о них нынче вечером. Группа, похоже, не из рядовых.

— Да, но они уже несколько лет не выступают. Кое-кто жалеет, но я не знаю. По-моему, стоит закончить, когда ты на вершине.

Карен отмечает мудрость Сигрид и бросает на нее веселый взгляд:

— А как узнать, что ты на вершине?

— Да никто и не знает, пока не становится поздно, тогда только люди понимают, что надо было вовремя уйти. В смысле, они были о’кей, но не вполне в моем вкусе.

— Ну а что в твоем вкусе? Хип-хоп? Парни в детсадовском прикиде и крупных побрякушках?..

Сигрид смотрит на нее.

— Да ладно, тебе что, сто лет? Не любишь рэп?

— Почему. В восемьдесят четвертом я видела Джона Купера Кларка[10] в Лондоне. Мы с приятелем два дня прогуляли, на пароме ездили, мама была в ярости.

— А кто это, Джон Купер Кларк?

— “Fancy Cuba but it cost me less to Majooorca”.

Сигрид опять недоверчиво косится на нее:

— Ты о чем?

— Забудь. Давно это было.

— Крейвинг, — вдруг говорит Сигрид. — Ну, такая смесь из рэпа, джаза и африканских ритмов, а вообще куда больше. Искусство, и театр, и… в общем, всё. Грандиозно.

— Крейвинг? Вроде как… страстное желание, тоска?

— Ну да. Это целая концепция. В смысле, не ограничивать себя, не ждать чего-то еще. Все прямо сейчас. Сечешь?

Нет, Карен не сечет.

Обе молчат, меж тем как под автомобилем бежит асфальт, километр за километром. Карен закрывает глаза, отпускает мысли на волю. Приятно иметь компанию, просто молча сидеть с кем-то рядом. Хоть Сигрид и не знает, кто такой Джон Купер Кларк. Он ей наверняка понравится, надо будет разыскать старые диски, думает она. И дома тоже приятно иметь компанию — во всяком случае некоторое время. Сигрид обещала пожить у Карен, пока не отремонтирует дом, полученный в наследство.

Они уговорились не обсуждать расследование. Сигрид не станет спрашивать, а Карен не станет рассказывать больше того, что Сигрид может прочесть в газетах.

И все же странно, что она никогда не спрашивает, думает Карен. Ей неинтересно, кто убил ее мать? Или она просто послушная дочь полицейского, которая научилась не задавать вопросов? И почему она так непримиримо настроена к своим родителям? Спрашивать Карен не собирается; если Сигрид захочет, пусть сама расскажет.

Мысли сонно возвращаются к вечеру в обществе Коре. И Лео Фрииса. Она оставила их, когда Сигрид посигналила с другой стороны улицы. Они договаривались, что она подберет Карен около девяти, и клаксон загудел так пунктуально, что Карен заподозрила, уж не сидела ли она какое-то время в машине, наблюдая за ними, прежде чем дала о себе знать.

Потолковать с Коре наедине не получилось. У Карен тысячи вопросов про Лео Фрииса, но в отличие от Коре ей не хотелось выказывать излишнее любопытство. Что Фриис был гитаристом в группе “The Clamp”, она, во всяком случае, поняла. Даже обрывки мелодий смутно вспоминает, но почему-то всегда считала, что эти парни либо британцы, либо американцы. Их взлет совпал с тем периодом, когда вся ее энергия уходила на то, чтобы вообще встать утром.

Конечно, с годами она поняла, что Доггерланд или по меньшей мере Дункер по неведомой причине стали для музыкальной индустрии этаким вспомогательным двигателем, чьими колесиками были успешные композиторы и продюсеры, но сама она никогда этим не увлекалась. Шестью годами раньше Коре со вздохом перебрал ее диски и сказал, что коллекционеров винила тут мало что заинтересует.

Потом он буквально утопил ее в хитовых чартах. Ох уж эти ненавистные эпигоны претенциозных смешанных бэндов, какими друзья бомбардировали ее в годы школьных свиданий.

“Ты просто должна послушать” — эта фраза до сих пор заставляла Карен немедля заткнуть уши.

В свои чарты Коре включал записи собственной студии в “КГБ-Продакшн” и многое другое, что, по его мнению, должно ей понравиться. Конечно, иногда она слушает, но отнюдь не так часто, как воображает Коре. Наоборот, зачастую она ищет тишины. Ее утомляют рекламные клипы, музыкальное сопровождение каждой сцены в каждом фильме, заполняющая паузы музыка в любой телепрограмме, неумолчная фоновая музыка в магазинах, ресторанах и барах.

Но праздники в “КГБ” обычно проходят весело; благодаря Коре она познакомилась с артистами, которые, пожалуй, заставили бы очень многих достать альбом для автографов. Лео Фриис, помнится, не из их числа. С другой стороны, всего год-другой назад он наверняка выглядел совершенно иначе. По крайней мере, сейчас никто не узнаёт в бородатом бомже прежнего рок-идола. Взгляды, какими смерили его на днях посетители кафе, а нынче вечером — клиенты “Репетиции”, были явно неодобрительны.

Он и сегодня прямо из инкубаторной жарищи “Репетиции” пойдет ночевать под грузовую пристань? — думает Карен. Долго ли еще он сможет ночевать под открытым небом? Температура пока около нуля, но уже через считаные дни морозы убьют в саду последние растения. И, вероятно, иных бедолаг, по-прежнему ночующих под открытым небом, а не в ночлежках.

“Он держится сам по себе, — сказала Гро Аске. — Малость ку-ку по части закрытых помещений”.