Самая темная дорога - Гай Гэвриэл Кей

Они проспали до вечера, и в тихом покое Данилота никто не приближался к ним, даже сны, и не тревожил их. Далеко на востоке, за маячившим вдали барьером гор, гномы Банир Лок и Банир Тал ожидали заката и решения своего Хрустального озера. Ближе, на широкой Равнине, гном, житель Эриду и изгнанник дальри добрались до лагеря Верховного правителя и встретили радушный прием, а потом армия выступила в последний переход к Гуиниру и восточным границам Страны Теней.

А к северу от них, спящих, Дариен летел к своему отцу.

Они проснулись одновременно, когда солнце село. В сумерках Ланселот смотрел на нее и видел, как блестят ее глаза и волосы рядом с ним, прекрасные и странные. Он посмотрел на ее длинные пальцы, переплетенные с его собственными. На мгновение прикрыл глаза и позволил погрузиться в последние мгновения этого глубокого покоя, словно в волны прибоя. Волны отлива.

Затем, очень осторожно, он высвободил руку. Оба молчали. Он встал. Трава и листья ближайших деревьев слабо фосфоресцировали, словно растения Данилота неохотно расставались со светом. Такое же мерцание он видел в глазах Лейзе и в ореоле вокруг ее волос. В его памяти возникло эхо многих вещей, воспоминания. Он постарался не дать ей заметить этого.

Ланселот помог Лейзе встать. Медленно сияние света померкло — сияние листьев и травы, а затем, в последнюю очередь, самой Лейзе. Она повернулась на запад и протянула руку. Он посмотрел туда, куда она указывала, и увидел звезду.

— Лориэль, — сказала она. — Мы назвали эту вечернюю звезду в ее честь. — И запела. Он слушал, а потом заплакал, по многим причинам.

Когда ее песнь закончилась, она обернулась и увидела его слезы. Но ничего не сказала, и он тоже не заговорил. Она повела его на север через Данилот, защищая своим присутствием от тумана и петель времени. Они шли всю ночь. Лейзе повела его через Атронель, мимо Хрустального Трона, а затем вниз по другому склону, и Ланселот Озерный стал первым смертным, который поднялся на холм светлых альвов.

Через какое-то время они пришли к озеру Селин, заливу, глубоко вдающемуся в Данилот, и пошли по его берегу на север, не потому что так было быстрее или легче, а потому что она любила это место и хотела, чтобы он его увидел. Вдоль берега цвели ночные цветы, отдавая свой аромат, а над водой он видел странные, ускользающие фигуры, танцующие на волнах, и слышал неумолкающую музыку.

В конце концов они подошли к реке, в том месте, где она вытекала из озера, и повернули на запад, когда первые лучи рассвета окрасили небо у них за спиной. И через совсем короткое время Лейзе остановилась и повернулась к Ланселоту.

— Река здесь спокойная, — сказала она, — по камням ты можешь перейти на другой берег. А мне нельзя.

Он долго в молчании смотрел на ее красоту. Но когда открыл было рот, то она остановила его, прижав пальцы к его губам.

— Не говори ничего, — прошептала она. — Тебе нечего мне сказать.

Это было правдой. Он постоял еще несколько секунд; потом очень медленно она отняла руку от его рта, а он повернулся и перешел реку по гладким, круглым камням и покинул Данилот.

Ланселот ушел недалеко. Руководил ли им инстинкт войны, или любви, или оба сплелись вместе, но он дошел только до маленького лесочка на берегу реки неподалеку от озера. В этом месте росли ивы и прекрасные цветы, серебристые с красным. Он не знал их названия. Он сел в этом красивом месте, обхватил руками колени, положил свой меч рядом, чтобы легко было дотянуться, и приготовился ждать, глядя на запад, в сторону моря.

Она тоже ждала, хотя и обещала себе во время долгого ночного молчаливого перехода, что не станет задерживаться. Только она не ожидала, что он останется так близко, и ее решимость угасла, как только он ушел. Лейзе видела, как он пошел к деревьям ом, а потом сел среди цветов сильваина, любимых ею, в самом заветном из всех мест в том единственном мире, который она знала. Она понимала, что он не может видеть ее, стоящую здесь, и ей тоже было нелегко ясно видеть за кружением тумана.

Но она все равно ждала, и к середине дня с запада появилась группа примерно из пятидесяти человек, идущих вдоль берега реки.

Он встал. Она увидела, как компания остановилась недалеко от него. Их вел Брендель с Кестрельской марки, и она знала, что если он посмотрит на юг, то увидит ее. Но он не посмотрел.

Он остался с остальными и смотрел вместе с остальными, как женщина, светловолосая, очень высокая, подошла к Ланселоту. Лейзе показалось, что туманы немного расступились перед ней — благословение или проклятие, она не могла сказать, — и она ясно увидела лицо Ланселота, когда к нему подошла Джиневра.

Она увидела, как он встал на колени, и взял ее руку своей здоровой рукой, и поднес к своим губам так же, как сделал с ее рукой, когда впервые подошел к ней по траве у Фейтала.

И все же не так. Не так.

И так случилось, что в это мгновение Лейзе из Данилота услышала свою песню.

Она ушла от этого места одна, скрытая тенями туманов, и все время в ней нарастала песня, ее последняя песня.

У берега реки, дальше к западу, она нашла среди ив и корандиля небольшое суденышко из дерева ом с одним парусом, белым, как ее платье. Прежде она тысячи раз проходила мимо этого места и ни разу не видела здесь лодки. Ее здесь и не было, поняла Лейзе. Музыка ее песни вызвала ее появление. Она всегда думала, что ей придется строить свой корабль, когда придет время, и удивлялась, как она сможет это сделать.

Теперь она знала. Песнь звучала внутри ее все громче, вызывая все более сладкую печаль и обещание покоя среди волн.

Она села в лодку и столкнула ее с мелководья, от держащих ее ивовых деревьев. Проплывая совсем близко от северного берега Селина, Лейзе сорвала один красный цветок сильваина и один серебристый, чтобы унести с собой, как музыка несла ее и как река несла ее в море.

Она не знала, ей было даровано милосердное неведение, насколько это тоже было эхом той истории, в которую она оказалась замешанной, как глубоко вплеталось в самую печальную из всех долгих историй.

Она плыла по течению с цветами в руке и в конце концов достигла моря.

И это суденышко, созданное магией, вызванное к жизни томлением, которое составляло самую сущность светлых альвов, не пошло ко дну среди волн на морских просторах. Оно плыло на запад, все дальше на запад, все дальше, пока, наконец, не уплыло достаточно далеко и не достигло того места, где все менялось, в том числе и сам мир.

И вот так Лейзе с Лебединой марки проплыла мимо тех вод, где прежде ждал в засаде Пожиратель Душ, и стала первой из ее народа за последнюю тысячу лет, кто достиг того мира, который Ткач создал для одних лишь Детей Света.

Солнце село, и сияние стен померкло. Теперь мерцало пламя факелов. Они горели без дыма; почему, Ким не знала. Она стояла вместе с остальными у подножия девяноста девяти ступенек, которые вели к Хрустальному озеру, и сердце ее сжималось от страха.