Блеск шелка - Энн Перри

Карл громко расхохотался:

– Ты, как всегда, осторожен и дипломатичен! Хочешь сказать, что Венеция не станет ничего обещать, пока не узнает, что думают остальные? Не нужно слишком уж осторожничать, а то опоздаете сделать выгодные вложения. Все и так знают, что вы, венецианцы, – торгаши, а не солдаты.

Это было сказано с улыбкой, но оскорбление оставалось оскорблением.

– Я моряк, сир, – ответил Дандоло. – Я стою за Господа, за риск и прибыль. Ни один человек, который сражается с морем, не заслуживает того, чтобы называться трусом.

Карл развел руками:

– Ты прав, Дандоло. Беру свои слова назад… Но любой человек, доверяющий морю, – глупец… А ты еще занятнее, чем я думал! Отобедай со мной. Идем.

Король повернулся и пошел вперед, уверенный, что Джулиано последует за ним.

Каждый раз, когда Карл приглашал Джулиано присоединиться к азартной игре, тот соглашался. Мало кто может отказать самому королю, даже не являясь его подданным. К тому же Джулиано нужно было находиться поближе к монарху, чтобы составить суждение о его возможных намерениях. Они были всем известны, король не скрывал их, но Венецию интересовали конкретные сроки.

Играя в кости или карты, Карл всегда отдавался азарту. Джулиано вскоре выяснил, что, хотя король и не любил проигрывать, еще больше его раздражает, когда ему поддаются. Венецианцу приходилось прикладывать максимум усилий, чтобы играть хорошо, но при этом все равно проигрывать. Пару раз ему это не удалось – и он выиграл. Джулиано замирал, готовясь защищаться, но после короткого колючего молчания Карл разражался витиеватыми ругательствами, требуя продолжать игру, и Джулиано изо всех сил старался на этот раз проиграть.

При упоминании о Византии глаза Карла алчно вспыхивали, словно речь шла о легендарных сокровищах. Джулиано видел, как напрягаются его руки, вены на них вздуваются причудливыми узлами, словно король готовился схватить что-то драгоценное, постоянно ускользающее от него.

Спустя несколько дней после этого, когда они были в море, наблюдательная натура Карла заявила о себе. Король был не очень искусным мореходом и старательно избегал пробовать свои силы в тех сферах, где мог потерпеть неудачу. Джулиано дважды замечал, как Карл собирался что-то сделать, но потом передумывал. Это было довольно показательно. В глубине души Карл оставался младшим ребенком в семье, нежеланным, опасающимся неудач, недостаточно уверенным в себе, чтобы отмахнуться от сомнений. Ему по-прежнему было необходимо, чтобы каждый раз все видели его успехи.

Однако Карл без колебаний позволил рулевому провести судно по самым опасным участкам – вплотную к острым скалам мыса, среди ревущих пенистых волн. Король не боялся смерти – он боялся прослыть неудачником.

Джулиано внезапно почувствовал, что понимает этого человека, родившегося после смерти отца. Его старшего брата, короля Франции, многие считали чуть ли не святым. Что же оставалось Карлу, человеку амбициозному и страстному? Он решил завоевать всеобщее внимание, добившись невозможного.

Они преодолели сложный участок и вышли в более спокойное открытое море. Берег скрылся на западе, острова Аликуди и Филикуди виднелись далеко на севере, Салина, Панарея, а за ними – дымящаяся верхушка Стромболи, превратившаяся в еле заметную точку на горизонте.

Карл развернул судно на восток и поплыл против течения.

– Там лежит Византия, – с торжеством возвестил он. – Мы направимся туда, Дандоло. Как твой прадед, я первым спрыгну с корабля на песок и возглавлю штурм. Мы снова будем атаковать стены этого города и снова их разрушим. – Карл поднял руки, балансируя на качающейся палубе, а затем сжал кулаки. – Меня коронуют в Святой Софии!

Король повернулся и улыбнулся Джулиано. Теперь он готов был обсудить детали: деньги, корабли, численность войск, которые предстояло переправить вместе с их доспехами, лошадьми, вооружением и необходимыми припасами.

Ранним вечером Анна стояла на своем любимом месте – на вершине холма, где они с Джулиано Дандоло любовались морем и говорили о славе Константинополя, расстилавшегося у их ног. Город по-прежнему был прекрасен, но сегодня Анна смотрела на берег Азии. Там на горизонте заходящее солнце золотило высокие сверкающие башни, выглядывая из-за медленно плывущих облаков, похожих на корабли.

Стояла тяжелая тишина. В последнее время у Анны было очень много пациентов и ей не удавалось прийти сюда, и теперь она наслаждалась одиночеством.

И все же она с удовольствием поговорила бы с Джулиано или просто встретилась бы с ним взглядом и убедилась, что он видит ту же захватывающую дух красоту, что и она. Слова им были не нужны.

Когда эта мысль пришла ей в голову, Анна осознала, насколько это глупо. Она не могла позволить себе думать о нем подобным образом. Можно было насладиться его приятельским расположением – и отпустить, а не цепляться за него, словно оно могло перерасти в долгую дружбу.

Анна решила постоять здесь еще немного, посмотреть, как свет постепенно меркнет над водой, как золотятся и сгущаются тени и пустота наливается пурпуром и янтарной желтизной, размывая очертания предметов, а в каждом окне вспыхивает огонек.

Ей по-прежнему не удавалось обелить имя брата. Он до сих пор томился, запертый в монастыре среди пустыни, напрасно тратил свои годы, пока она по крупицам собирала сведения, пытаясь распутать этот странный клубок событий.

Анна не была уверена в том, что Виссариона убили из-за его религиозного фанатизма. Причина могла быть и иной. Покойный, несомненно, был человеком резким, непростым в общении и отчаянно наскучил своей жене Елене. Анна легко могла ее понять.

Она подумала, что характер Виссариона может стать ключом к разгадке обстоятельств его смерти. Было нетрудно получать о нем сведения. Город был полон воспоминаний, а после того, как распространилась история о пытках и арестах, Виссарион стал в глазах горожан настоящим героем. Но Анна заметила, что ей не удается нарисовать его внутренний портрет. Виссарион со всеми делился своей пламенной верой, но никому не раскрывал заветной мечты.

Тогда почему же его убили?

Это похоже на мозаичное панно, в котором отсутствует центральный элемент. Здесь могло быть все что угодно. Не зная причины, Анна топталась на месте, теряя бесценное время.

Снова и снова она возвращалась к проблемам православной церкви – и опасению, что ее поглотит католицизм. Любил ли Юстиниан ее с такой страстью, что готов был тратить время и энергию на людей, которые ему неприятны, ради того чтобы уберечь веру от осквернения?

Анну охватила дрожь, несмотря на то что вечерний бриз вовсе не был прохладным.

Ей нужно встретиться еще кое с кем, например с Исайей Глабасом, который едва ли был другом ее брата, а также с Ириной и Деметриосом Вататзес. Ирина часто болела. Анне необходимо приложить максимум усилий, чтобы стать ее лекарем. И Зоя могла бы ей в этом помочь.