Харассмент - Кира Ярмыш

– Вот именно. Раньше любил, а теперь вдруг перестал. Вам самим не кажется это странным?

Повисла пауза.

– Что ты имеешь в виду? – не поняла Мирошина.

Еще секунду Инга сама не знала точно, что собирается сделать, но в этот момент все вдруг встало на свои места. Она должна была рассказать правду. Илья думал, что ей не хватит духу признаться в том, что на самом деле между ними происходит, и до тех пор имел над ней полную власть. Он мог унижать ее, рушить ее планы и угрожать. Однако если он считал, что ей стыдно, то ошибался – это ему нужно было стыдиться, а Инга за собой никакой вины не чувствовала. Илья трясся от страха, что руководство узнает об их отношениях, потому что с его стороны ситуация и правда выглядела некрасивой: начальник пристает к своей подчиненной. Ведь это он к ней приставал, звал ее обедать, водил в бары, поехал провожать ее тогда зимой, набросился на пороге квартиры. Это он поцеловал ее в лифте после фокус-группы, он писал ей неприличные сообщения во время совещаний. Он заставлял ее заниматься с ним сексом, которого ей даже не хотелось. И при этом он имел наглость говорить Инге в лицо, что она корыстно пользовалась своим положением любовницы! Да ее только тяготило это положение! А если он и продвигал ее на работе, то это была не ее вина – она ничего не просила. Такие поблажки были нарушением этики только с его стороны, а не с ее.

От этих мыслей Ингин гнев снова рассиялся. Она не будет заложницей мнимого стыда, который Илья пытался ей внушить. Она сломает эту ловушку, она расскажет все как есть. Пускай остальные решают, кто тут прав: начальник, домогавшийся ее и теперь мстивший за отказ, или она, не нашедшая в себе сил сразу положить этому конец.

Инга поймала взгляд Мирошиной и вспомнила, что та задала ей какой-то вопрос. Остальные давно потеряли интерес к разговору и вернулись к своим делам.

– Я скоро обо всем расскажу, – пообещала Инга.

Не давая себе остыть, она открыла новый документ на компьютере и набрала: «То, что я сейчас напишу, тяжело для меня самой, однако я чувствую, что должна это сделать».

Инга перечитала и решительно стерла первую строчку. Курсор пульсировал на чистой странице.

Начинать так было нельзя. Инге ведь вовсе не было тяжело, наоборот, ей очень хотелось рассказать. Она знала, что если ее первые слова будут неискренними, то весь текст получится фальшивым. Поэтому она начала сначала:

«Я долго думала, прежде чем собралась с духом рассказать об этом».

Это тоже было лицемерием – она думала не больше минуты. Инга закрыла глаза и глубоко вздохнула. Она знала, что, как только найдет правильную интонацию, слова польются сами собой – ведь она совершает смелый поступок, а правду, как писали в какой-то книжке из школьной программы, говорить легко и приятно.

Она вспомнила, как давным-давно, кажется столетия назад, обсуждала с Максимом, что станет делать, если расставание с Ильей осложнит ей работу. Инга прекрасно помнила, как смеялась тогда и говорила, что мстительные начальники бывают только в фейсбуке. Уму непостижимо, она и правда в это верила! Думала: кому-то, может быть, и не везло, но уж ей-то, с ее разумностью, осмотрительностью и чувством собственного достоинства, точно ничего не грозит. Да и Илья казался ей человеком, неспособным на настоящее злодейство. И вот теперь она сидит в офисе, посреди дымящихся руин своей возможной карьеры, только потому, что осмелилась сказать ему «нет».

Инга снова ощутила злость, уже порядком ее утомившую. Она припекала изнутри, как сломавшийся радиатор, а старания написать хоть строчку напоминали Инге попытки распахнуть заклинившее окно в жарко натопленном доме. Однако на этот раз вместе со злостью пришло и новое чувство, похожее на самоотверженность. Типичность ее беды была очевидна. Дело было не в них с Ильей, двух конкретных людях, а в том, что такое могло произойти с каждым. С каждой, мысленно поправилась Инга. Это неожиданно наполнило ее поступок высшим смыслом: она должна была рассказать правду, открыть глаза тем, кто еще не сталкивался с подобным. Уберечь других самонадеянных женщин от произвола мужчин. Инга начала в третий раз:

«Я никогда не думала, что окажусь на этом месте. Думала, это какая-то другая реальность и чужая борьба. А может, и нет никакой борьбы на самом деле. Я была настроена очень скептически, за что теперь расплачиваюсь, ведь именно со мной это все и случилось. Я считаю своим долгом об этом рассказать».

Инга почувствовала, как в ней нарастает решимость.

«Все началось в ноябре, спустя два месяца после моего выхода на новую работу. Руководитель моего департамента Илья Бурматов позвал меня на обед и объявил, что мой испытательный срок окончен и меня берут в штат».

Инга дописала и задумалась. Обеду предшествовал инцидент в баре, когда она, пьяная, гладила Илью по руке. Сущий пустяк на фоне остального, но воспоминание об этом все равно неприятно шкрябнуло по сердцу. Не стоит начинать рассказ с противоречивой ноты, к тому же так издалека; лучше сразу перейти к сути. Инга стерла абзац и напечатала заново:

«Все началось в ноябре. В тот день руководитель моего департамента Илья Бурматов отмечал день рождения. Вечером он позвал меня и нескольких коллег в бар, но когда я приехала, Бурматов был один. Спустя пару часов он вызвался отвезти меня домой. Я не нуждалась в этом и не просила, однако он настоял. Выйдя из такси, он также настоял на том, чтобы проводить меня до дверей квартиры. Все это казалось мне странным, но он сказал, что на улице холодно и прощаться на пороге неправильно. Я хотела скорее попасть домой, поэтому не стала спорить».

Инга не помнила, говорил ли Илья, что на улице холодно. Она точно помнила, впрочем, что холодно ей было: она прятала пальцы в рукава пальто, а ветер дул в спину, пробирая до костей. Да имело ли это вообще значение, главное, они оказались в подъезде. В ее памяти всплыло, как она поднималась по ступенькам, внимательно глядя себе под ноги, и слышала позади шаги Ильи. Она ведь в самом деле недоумевала, зачем он за ней идет, и не понимала, как с ним попрощаться, чтобы избежать неловкости.

«Илья поднялся на мой этаж и дождался, пока я открою дверь. Я не хотела приглашать его в квартиру и ждала, что теперь он наконец-то уйдет. Однако вместо этого он поцеловал меня, прямо там, у дверей, втолкнул в квартиру и стал раздевать».

Инга перевела дыхание. По мере того как она писала, события той ночи, как вспышки, загорались у нее в мозгу. Она помнила отрывочные образы – как Илья стаскивает с нее пальто, как роняет свой пиджак, как она скидывает ботинки и, переступив ногами, чувствует под ними то ли песок, то ли крупинки реагента, а следом с ужасом думает, что Илья сейчас повалит ее на пол прямо в прихожей.

«Я находилась в оцепенении. Он буквально набросился на меня, а я не понимала, что делать. Я не отбивалась и не кричала, просто оторопела поначалу. Сейчас я думаю, что мне нужно было его оттолкнуть, но в тот момент я была так шокирована, что просто растерялась. Я бы сама раньше не поверила, что люди в такие моменты могут впадать в ступор, но представьте себе эту ситуацию получше. Ночь, вы наедине с мужчиной старше и сильнее вас. К тому же это ваш начальник, которого вы привыкли воспринимать соответствующим образом. Я не могла даже как следует осознать происходящее.