Законы прикладной эвтаназии - Тим Скоренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Это справедливо», – говорит Волковский.
«Что?»
«Его смерть. Последняя девочка, которую он хотел спасти, выздоравливает. Ей сделали успешную операцию. Очень дорогую».
«Он не знал?»
«Он не мог знать. Я оплатил эту операцию».
Они смотрят на него – Майя и Женя. Повар исчез в подсобке.
Сказать нечего. Спасти эту девочку – значит, убить Морозова. У Волковского был выбор, и он его сделал. Сделал в пользу незнакомой больной, чьи шансы выжить были мизерными. Но он сделал свой выбор. И Майя понимает, что старик поступил правильно.
Правильно, Волковский. Ты поступил совершенно правильно.
«Наши планы не меняются?» – спрашивает Майя.
«Нет, – отвечает старик. – Десятое декабря. Мы не имеем права подвести Алексея Николаевича. Не теперь».
И это тоже правильно.
«Я имею в виду сегодняшний день».
«Юджин приедет в течение получаса», – вставляет Женя.
«Сегодня тоже всё по плану», – отрезает Волковский.
Зачем он принёс эту весть в день первых испытаний анабиозиса на человеке? Ведь он мог придержать её хотя бы до завтра.
«Хорошо», – соглашается Женя.
Для них всех Морозов был всего лишь функцией. Для Майи – нет.
Майя молча идёт в свою комнату.
Её жизнь в двадцать первом веке напоминает театр. Комната – встреча с Димой – комната – анабиозис – комната – анабиозис.
Странно жить в комнате, которая за твоё краткое пребывание не приобрела индивидуальных черт. Здесь нет твоих вещей, твоих изображений, даже запах здесь – чужой, доселе тебе незнакомый. Ты просто спишь тут и листаешь бумажные книги, которые тоже – не твои.
Она вдыхает полной грудью. Запах дерева. Этот дом принадлежал человеку, который умер.
Телефон сообщает, что пришло SMS-сообщение. Телефон, подаренный ей Морозовым.
Отправитель – Дима. Майя некоторое время смотрит в экран пустым взглядом, а затем стирает сообщение, не читая. Ей и так больно.
Когда просто сидишь на кухне и разговариваешь с Женей о разном, время летит незаметно. Разговор переходит с одного на другое, и даже если всплывает тема эвтаназии, она проходит безболезненно.
Но теперь нужно убивать время в одиночестве, потому что она не хочет никого видеть.
Она видела много смертей в сорок пятом. Видела, как страдают люди под скальпелями хирургов отряда 731. Видела, как умирает Мики, как умирает Иинг. Она думала о смерти тех, кому доктор Морозов сделал последнюю инъекцию.
Но смерть самого Морозова – это что-то несоизмеримо большее.
Майя закрывает глаза. Через некоторое время она проваливается в сон.
Её будят довольно бесцеремонно. Это снова Волковский – он всегда и всем управляет, командует, решает вопросы за окружающих.
«Пойдём, Майя», – он склоняется над ней.
Она растрёпана, во рту – противный привкус.
Волковский точно знает, что ей нужно. Он подаёт высокий прозрачный стакан с яблочным соком. Она выпивает.
«Пойдём, начинаем в шесть часов ровно, осталось полчаса».
Она поднимается.
«Я понимаю, – говорит Волковский. – Я прекрасно понимаю тебя. Ты потеряла человека, которому верила. Потеряла дважды – сначала после его преступления, теперь ввиду его смерти. Я не буду врать, что мне жаль его как человека. Но мне жаль его как очень важного члена нашего сообщества. Как того, кто привнёс в наше существование смысл. Но как человек он полностью дискредитировал себя, совершив преступление».
«Которое вы искупили».
«Я не хотел бы так говорить, но – да. Я попытался исправить ошибку Алексея Николаевича, и у меня, кажется, получилось».
Майя выходит из комнаты, Волковский – следом.
«Юджин понимает, на что идёт?»
Она не видела Юджина с того момента, как он вызвался быть первым человеком, погружённым в анабиозис Морозова. Насколько Майя знала, Юджин готовился к наихудшему из вариантов: писал завещание, организовывал дела так, чтобы его брат мог принять их в случае его смерти.
«Да».
Они спускаются вниз.
Здесь – все трое. Юра, Юджин, Женя.
«Привет», – здоровается Майя.
Юра кивает. Юджин отвечает: «Привет».
Он бледен, но, кажется, почти не боится. Сам вызвался – ничего не поделаешь.
Рядом с анабиозисом – больничная койка-каталка. Ещё вчера её не было. Юджин одет в больничную одежду. Он сидит на каталке и болтает ногами.
На одном из стульев с довольным видом сидит кот Балбес и вылизывает шерсть. У него всё в порядке, и это внушает надежду. С шимпанзе Джо тоже ничего не случилось.
«Ты как?» – спрашивает Юджина Майя.
«Нормально», – бодро говорит он. В голосе чувствуется наигранность.
«Работаем», – командует Волковский.
Женя демонстрирует шприц.
«У меня всё готово. Анксиолитик здесь».
Юра садится на стул.
«Рано», – говорит он.
«На самом деле, – вставляет Юджин, – если мы начнём без пятнадцати, вы и будить меня начинайте без пятнадцати…»
Майя понимает его. Самое неприятное – это ждать неприятностей.
В анабиозис встроен таймер. Он отсчитывает время с момента погружения. Неважно, во сколько начинать. Главное – вовремя закончить.
«Ложись», – говорит Юра.
Юджин забирается в анабиозис и ложится.
«Ну, – говорит Женя, – начнём».
Он аккуратно вводит вещество в вену на руке Юджина, прижимает ватку.
«Согни локоть».
Юджин сгибает.
«Где-то минута».
«Щекотно», – улыбается Юджин.
Он откидывает голову на мягкий валик, рука его разжимается, веки тяжелеют, глаза закрываются.
К делу приступает Юра. Он устанавливает системы питания, затем закрывает крышку анабиозиса. От прибора заметно веет холодом.
Таймер отсчитывает первые секунды.
«Следить беспрерывно, – говорит Волковский. – Будим послезавтра».
«Стоп, – возражает Женя. – Завтра, мы же планировали…»
«Если он не проснётся послезавтра, эксперимент в любом случае теряет смысл. Вам слабо на двоих продежурить около прибора сорок восемь часов?»
По лицу Юры видно, как он ненавидит привычку Волковского командовать и его манеру изменять уже принятые решения. Но он ничего не может поделать. Потому что Волковский старше, умнее и успешнее.
