Присоединение Грузии к России - Зураб Авалов

Что же касается видимой двойственности, то всмотримся ближе в этих людей, патриотизм которых не государственного, а феодального характера. Они привыкли сражаться у себя дома не только с неверными, но и с христианами-грузинами, будь то подданные другого царя, другого владетеля или только другого князя-соседа.

Такие профессиональные рубаки уже перестают различать, с кем имеют дело, а если в Персии они следуют за своими царями и князьями и имеют столь нужную им добычу, то разве они не в своей тарелке? Этот ряд явлений составляет одну из главных струй грузинской истории и занимает видное место в отношениях грузин к Византии, к монголам, к туркам, к персиянам[21].

V

Мы нарочно не останавливались на грузино-персидских отношениях при шахе Аббасе I, несмотря на то что с именем этим у грузин долго были связаны мрачные воспоминания. Время этого шаха, названного по заслугам Великим, для Грузии знаменательно не только по неизгладимому ущербу, который оно принесло христианской стране, не только по войнам, исполненным глубокого драматизма и неожиданностей, но и потому, что теперь окончательно сложилась политическая программа Персии в Грузии, выяснились все пружины этой политики. Входить в ее рассмотрение излишне, достаточно представить себе заветы Макиавелли, исполняемые в масштабе, который и не снился какому-нибудь Цезарю Борджиа, советы Макиавелли, исполняемые грозным повелителем Ирана.

С юридической точки зрения интересно, что царь Грузии получает в Персии титул вали и выдвигается, таким образом, на одно из первых мест среди вассалов короны[22]. Modus vivendi, установленный Аббасом, носит характер договорный, обоюдный (pacta conventa, как выражается Крузинский).

Едва ли есть надобность в кратком обозрении касаться этих pacta conventa, так как, каково бы ни было юридическое положение вещей[23], спокойствием Грузия наслаждалась лишь урывками — почти вся первая треть XVII столетия (о которой идет речь) наполнена войнами, исключавшими нормальное течение дел. Правило «winter arma silent leges» получало в тогдашние времена не какой-либо узкий, а самый общий смысл.

Итак, если оставить в стороне случаи оккупации страны и управления через персидских чиновников, а также периоды длящихся смут и борьбы, когда тщетно было бы разбирать, где право и где факт, и ограничиться обрисованной выше эпохой царей-мусульман, то мы найдем что Грузия образует привилегированное вассальное владение, связанное по отношению к сюзерену-шаху верностью и обязательством уплачивать дань и служить войском. Во главе страны, по общему правилу, лица, принадлежащие к национальной династии, снабженные надлежащей инвеститурой и отправляющие все отрасли управления. Они принимают (хотя бы наружно) ислам. Надзор за царями, конечно, усиливается или ослабляется в зависимости от личностей и обстоятельств.

Иногда он равен нулю, иногда же проявляется в резкой форме назначения конкурирующего правителя, частичного вмешательства из Испагана и т. д. В связи с этим надзором стоит и занятие гарнизонами цитаделей; им, с одной стороны, дополняется надзор и гарантируется (другой такой гарантией являются заложники) соблюдение status quo, с другой стороны, это есть пользование территорией вассального государства в интересах (военных) сюзерена. Политическое значение этих гарнизонов — не только удержание в повиновении Грузии, но и наблюдательная роль в сторону Турции, от которой часто можно было ожидать наступательных действий. Впрочем, стремление обеспечить себя со стороны Турции и, позже, России было главным интересом, ради которого Персия добивалась управиться в Грузии, интересом, за который пришлось расплачиваться последней.

Что указанное выше соотношение подвергалось частым колебаниям и нарушениям как с одной, так и с другой стороны, это совершенно очевидно да и естественно, если принять во внимание, сколько весят рознь религиозная, национальная и шаткость общественного строя, вместе взятые. Благодаря этой пестроте и путанице общая характеристика поневоле выходит гибкой, допускающей много оттенков и отклонений.

I

Но для того чтобы сложившиеся между сюзереном и невольным вассалом отношения, pacta conventa, были бы прочны и жизнеспособны, для этого им недоставало — помимо их шаткости, невыгодности и унизительности для Грузии — еще одного чрезвычайно важного условия, оценка которого приведет нас к новой цепи вопросов.

Как ни велико и разносторонне было влияние Персии на грузин, следы которого очевидны на их языке, литературе, нравах, обычаях, вещественной культуре, административных порядках, для полного слияния и сближения с Ираном (или, вернее, для установления такой связи, какая существовала между другими его частями с целым) не доставало религиозного единства.

Персия не умела или не успела уничтожить христианство в Грузии. В самые худшие времена там было достаточное количество лиц, закоренелых в православии, и этот источник мировоззрения, если не очень богатый, давал, во всяком случае, мерило для оценки мусульманства, его приверженцев и политических явлений, им окрашенных.

В самом общественном строе Грузии было более чем достаточно данных для противодействия всяким властным попыткам, все равно, исходили они от персидских или грузинских монархов. Но по отношению к Персии центробежные силы осложнялись еще рознью религиозной и национальной. Напротив, при существовании такой розни цари грузинские даже в рамках вассальной зависимости, даже руководясь интересами более династическими, чем национальными, найдут всегда возможность в своем стремлении прочь от Ирана опираться на религию и национальность. При условиях общественного развития и силах Грузии стимулов этих недостаточно для политики успешной, достигающей желанных результатов, но их достаточно для политики неудачной, кончающейся катастрофами, политики, которая продлит агонию, разобьет планы Персии и даст затем повод России серпом православия пожать обильную жатву политических успехов и приобретений.