Страсти по Распутину. Убийство, которое изменило ход истории - Лана Паршина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Через несколько минут он опять мне позвонил и приказал посмотреть на двор, так как там лежит убитая собака».
Утром 17 декабря столовую убирал я, все в столовой было в порядке: судя по количеству выпитого вина, ночью гости должны были уехать изрядно выпившие. Князь Юсупов также был в тот вечер навеселе. Убитая собака — дворняжка в доме Юсупова. Более ничего показать не имею'.
Тут следует пояснить, что свидетель Нефедов принадлежал к молоканской секте. Секта эта сложилась в конце XVIII века на Тамбовщине. Создал ее портной из села Уварово Тамбовской губернии Семен Уклеин (1733–1809). Главным заветом молоканства он провозгласил приближение к тому простому образу жизни, которым жили первые христиане еще две тысячи лет назад. Молокане не подчиняются Русской православной церкви, не признают священства, отрицают крестное знамение, нательный крест и иконы. Из христианских праздников отмечают лишь некоторые, выборочно — например Пасху празднуют, а вот Рождество нет. Среди молокан строжайше запрещено есть свинину, пить, курить, сквернословить.
В свою очередь православная церковь считала это течение христианства ересью. В середине XIX века царь Николай I даже подписал указ, по которому молокан переселяли на новые южные границы в Армению, вполне резонно размышляя: «Как-никак и мятежников из центра страны уберем, и русские на новой земле нашей появятся». Так что принадлежность крестьянина Распутина к православной церкви, как и близость к царю Николаю II, никак не помогали, а, напротив, мешали получить достоверную информацию в дознании молоканина Нефедова. Впоследствии действительно окажется, что Нефедов, по факту, помогал тащить труп Распутина и дал ложные показания. Для истового молоканина он был неверным грешником и заслуживал смерти как воплощение порока. Однако Нефедов был одним из многих и отнюдь не главным в деле о расследовании обстоятельств исчезновения «старца».
«Я сказал уклончиво, что, когда возвратится жена из Крыма, можно будет увидеться, но сам не хотел Распутина вводить в свой дом».
Все улики указывали на то, что князь Юсупов каким-то образом причастен к исчезновению, а возможно, и к гибели Распутина. И наконец Попов опросил самого Феликса Феликсовича. Вот какие показания он дал впоследствии:
'1916 года, декабря 18-го дня, в г. Петрограде я, Отдельного корпуса жандармов генерал-майор Попов, на основании 23 ст. Правил о местностях, состоящих объявленными на военном положении, допрашивал нижепоименованного, который объяснил:
'Зовут меня — Феликс Феликсович, князь Юсупов, граф Сумароков-Эльстон. От роду имею 29 лет, вероисповедания православного. Проживаю — во дворце великой княгини Ксении Александровны в г. Петрограде.
На предложенные мне вопросы отвечаю: с Григорием Ефимовым Распутиным я познакомился около пяти лет тому назад в доме Марии Евгеньевны Головиной. В последующие годы встречался с ним раза два в доме Головиных. В настоящем 1916 году встретил его в ноябре месяце тоже в доме Головиных, причем он произвел на меня гораздо лучшее впечатление, чем в предыдущие годы. Так как я чувствую боль в груди, и медицинское лечение не приносит мне осязательной пользы, я говорил по данному поводу с Марией Евгеньевной Головиной, и она мне посоветовала съездить на квартиру к Распутину и с ним поговорить, так как он многих излечил и сможет быть мне полезным. В конце ноября я отправился к Распутину вместе с Головиной, Распутин делал надо мной пассы, после которых мне показалось, что будто бы наступило некоторое облегчение в моей болезни. Во время моих последних посещений Распутина последний между прочим сказал мне: «Мы тебя совсем поправим, только нужно еще съездить к цыганам, там ты увидишь хороших женщин, и болезнь совсем пройдет». Эти фразы Распутина произвели на меня неприятное впечатление. Около 10 декабря Распутин звонил ко мне по телефону и предлагал поехать к цыганам, но я отказался под предлогом, что у меня на другой день должны быть экзамены.
Интерьеры Юсуповского дворца.
Река Мойка.
Феликс Феликсович Юсупов с женой и дочерью Ириной. Роды были тяжелыми, и Ирина Александровна поправляла здоровье в Крыму.
Во время свиданий Распутин заводил разговор о моей супруге, где и как мы живем, и высказывал желание познакомиться с моей супругой, на что я сказал уклончиво, что, когда возвратится жена из Крыма, можно будет увидеться, но сам не хотел Распутина вводить в свой дом. Я отделывал спешно помещение в своем доме на Мойке, № 94, и великий князь Дмитрий Павлович мне предлагал устроить у себя вечеринку по случаю новоселья. Решено было пригласить на эту вечеринку Владимира Митрофановича Пуришкевича, несколько офицеров и дам из общества. По вполне понятным причинам я не хочу назвать фамилии дам, бывших на вечеринке. Не хочу называть и фамилий офицеров, присутствовавших на вечеринке, так как это может возбудить какие-либо толки и повредить этим офицерам, буквально ни в чем невиновным, по службе.
Вечеринка была назначена на 16 декабря. Чтобы не стеснять дам, я приказал прислуге все приготовить для чая и ужина, а потом не входить. Большинство гостей должны были приехать не с парадного подъезда дома № 94 по Мойке, а с бокового хода от дома № 92, ключ от какового входа я имел лично. Я приехал домой около 10 часов вечера и, кажется, твердо не помню, вошел в квартиру с бокового хода от дома № 92. В столовой и кабинете приготовлено было для гостей все в исправности. Около 11½ часов вечера приехал великий князь Дмитрий Павлович с парадного подъезда, а потом съехались и остальные гости. Все дамы приезжали безусловно с бокового подъезда от д. № 92, а как подъезжали мужчины, не помню.
Собравшиеся пили чай, играли на рояле, танцевали и ужинали. Около 12½–1 часа ночи приблизительно я поднялся в свой кабинет в этом же помещении, и тут раздался звонок. Оказалось, что по телефону говорил Распутин и приглашал меня приехать к цыганам, на что я ответил, что не могу, так как у меня гости. Распутин советовал бросить гостей и ехать, но я отказался. Но вопрос мой Распутину, откуда он говорит, он не хотел мне сказать. Вопрос этот