Жена криминального авторитета - Анастасия Франц

— Не бойся, — вторая ладонь мужчины запуталась в моих густых пшеничных волосах, слегка сжав их на макушке.

Мгновение вечности — мужчина прижимает к своей груди, вдавливая меня в себя — и я на свободе. Прижимаю руки к себе и делаю глубокие и частые вздохи, чтобы утихомирить колотящееся сердце, которое так и норовило сбежать от меня рядом с этим человеком. По телу прошлись мурашки, а внутри всё затрепетало от близости незнакомца. Что со мной происходит?

Я должна бояться его, убегать, дрожать перед ним. Но я совершенно не чувствую страха рядом с этим мужчиной. Если только немного. Но и этого недостаточно, чтобы бежать от него, как от огня.

Я не могу себя понять.

Почему?

Так не должно быть. Он чужой мужчина. Незнакомец. И я не должна так с ним разговаривать, словно совершенно его не боюсь, и даже чувствовать трепет.

Распахиваю глаза и чуть приподнимаю голову вверх. Смотрю прямо на него. В тёмный шоколад. Во тьму, силу, власть.

— Не ходи поздно ночью одна, — повторяет он свою фразу, ранее мне сказанную, и разворачивается, направляясь в противоположную сторону от меня.

Я так и остаюсь стоять неподвижно, ничего не понимая. Поворачиваюсь к своему питомцу. Смотрю на него, а он пристально уставился вслед мужчине, который появился так неожиданно, как, впрочем, и скрылся, оставив после себя ещё больше вопросов, на которые не дал ответы. А впрочем, даст ли вообще когда-нибудь, потому как я точно уверена, что больше мы с ним не увидимся.

— Ты что-нибудь понимаешь, Симба? — обратилась к своему любимцу.

Тот повернул ко мне голову, пристально посмотрел, слегка склонив голову набок, и гавкнул.

— Вот и я ничего не понимаю, — вновь посмотрела в сторону уходящего мужчины, его широкой спины, и, развернувшись, направилась в сторону дома. — Пошли, малыш, — потянула своего красавца за собой.

Пульс пришёл в норму, а дышать стало намного легче.

Вернувшись домой, покормила малыша. Сама покушала и закрылась до самого вечера в своей комнате. Взяла плед, книгу и, уютно укутавшись, села на широкий подоконник возле окна. Внизу на полу, свернувшись в клубок, лежал Симба. Малыш устал, и теперь ему нужен сон и отдых.

Я так погрузилась в интересное фэнтези, так пригрелась, что не заметила, как пролетело время. В семь часов в дверь постучала родительница и попросила спуститься к ужину вниз.

Осторожно, чтобы не задеть малыша, спрыгнула со своего места. Но тот сразу же проснулся.

— Прости, малыш, я тебя разбудила. Спи, отдыхай, а потом выйдем на улицу на полчасика.

Всё-таки питомцу нужно будет прогуляться, хоть я до дрожи боюсь выходить ночью на улицу. Но в парк не пойду. Возле дома пройдёмся, и назад.

Симба будто понял меня и положил голову на свои лапы, прикрыл глаза, а я спустилась вниз на ужин, где за столом меня ждала вся семья в сборе. Их лица были серьёзные. Ни один мускул не дрогнул, отчего я занервничала, но села на своё место.

Несмотря на то, что хотелось немного перекусить, сейчас желание есть тут же пропало. В горле встал ком.

— Вы хотели поговорить, — начала я разговор, если мои уважаемые родители так боятся заговорить первыми. Я же вроде не кусаюсь.

Отец прочистил горло, поставил локти на стол, поймал мой взгляд и начал:

— Дочка, мы с мамой тебя очень любим несмотря на то, что с тобой случилось. Может быть, где-то недодали тебе любви и тепла, но ты сама не подпускала к себе никого, — его слова, а точнее, начало этого разговора меня напрягло.

Стало дискомфортно, отчего захотелось тут же спрятаться, убежать в свою комнату. Неприятный холодок прошёлся по спине.

— К чему вы клоните? — покачала головой, ещё внимательней посмотрев на родителя.

— Через месяц ты выходишь замуж. Завтра к нам на ужин придёт твой будущий муж, — его слова словно обухом ударили меня по голове.

Шокированная словами отца, я долго не могла ничего ответить, только моргала глазами, переваривая эту информацию.

Аврора

Меня захлёстывают эмоции, обжигая огнём. А с губ срывается стон боли, которая накрывает меня волной, она кажется мне в сотни раз сильнее, чем тогда, когда меня изнасиловали. Да, жестоко надругались надо мной. Но это всего лишь капля в море по сравнению с тем, что сейчас со мной происходит. Мне будто весь воздух перекрыли, не давая глубоко вздохнуть. Чувствую себя маленькой рыбкой, которую выбросили на сушу, лишая воды — жизни.

Отчаяние поселяется в моей душе, застилая глаза пеленой. В голове всё смешалось, а я не могла понять, правда ли то, что я сейчас услышала, или же родитель просто пошутил.

И как же мне хочется, чтобы это действительно оказалось его глупой шуткой, а не правдой, которая меня просто сейчас уничтожит. Ранит куда больше, больнее, чем всё, что со мной было.

Заглядываю отцу в глаза, чтобы понять, шутка это или же нет. Но его взгляд серьёзен, в нём ни намёка на розыгрыш, и я отшатываюсь назад, ударяясь спиной о железные пруты спинки стула.

Не могу поверить…. Я просто не могу поверить, что слышу это. Неужели это правда? И меня действительно меня продали какому-то незнакомому мужчине? Не чужие, а самые родные, дорогие мне люди — мои родители.

Горло сдавило в тиски. Сжало большой мощной рукой, перекрывая мне жизнь. Из глаз брызнули слёзы, а я даже не пыталась их смахнуть руками. Какой смысл это делать, когда меня не поймут, не утешат? А в голове набатом стучат слова родителя о том, что через месяц я выхожу замуж за какого-то незнакомого человека, которого даже не знаю. Ни разу не видела. Да и в принципе не хочу видеть.

Я не хочу выходить за него замуж. Я просто отказываюсь от этого.

Резко поднимаюсь со своего места, стул от моего движение качается и падает на пол, звонко ударяясь. Но никто не обращает на это никакого внимания, громкий звук заставил моего отца лишь поморщиться.

— За сколько вы меня продали? Сколько я стою?! — мой голос срывается на высокие ноты, эхом возвращаясь ко мне, отражённый от равнодушных стен кухни, куда я спустилась, чтобы поужинать с семьёй.

А есть ли у меня эта семья? Которая меня просто продала…

Только стены не разбиваются, но на мелкие кусочки разбивается моё сердце, оставляя после себя лишь звенящую пустоту.

Отец молчит, отводит глаза в сторону. Поворачиваю голову в сторону матери. Чёрт побери, родной матери, которая меня продала?.. Вижу, как она вся сжалась и сидит ни живая ни мёртвая. Но сейчас мне наплевать, что они чувствуют. Наплевать, что, возможно, им тоже больно. Но разве мне не больнее, когда они меня продали, как дешёвую куклу, которая никому не нужна?

— Скажите! Я хочу знать! — кричу, уже не сдерживаясь, а по щекам моим текут слёзы боли, обиды, гнева, злости, которая проникает в каждый уголок моей души, заполняя её до краёв.