Крутой секс - Дмитрий Стрешнев

— Отлично! И где это?

Филипп Марленович потускнел.

— А вот где — хоть убей, не могу вспомнить.

— Ты бы записывал! — с досадой воскликнул Потапов.

— Я записываю, чтобы не забыть, но забываю записывать!

Возникла небольшая пауза, явно наполненная унынием.

— Ну, ладно, ничего страшного, — встрепенулся наконец Потапов. — Какие у нас еще варианты?

— Еще неплохой — тот, что мы видели на Зубовской площади.

— Ну, это совсем примитивно…

— Ну, что же, остановимся на моем варианте? — спросил Потапов. — Конечно, «Ссуды в кредит» мы не переплюнем…

— «Ссуды в кредит» — это было замечательно!

— А «Салон каминов»?

— Тоже ничего. Но по сравнению со «Ссудами…» ни в какое сравнение не идет.

— Знаешь, что? — решил Потапов. — Давай бросим жребий.

— Неужели мы, двое уважаемых российских ученых, будем монету кидать! — возмутился Филипп Марленович.

— Вовсе нет. Помнишь, как решал этот вопрос Нур ад-Дин Алеппский?

— Как?

— Когда он думал, отправить или нет свою гвардию в Египет воевать против крестоносцев, он открыл Коран и ткнул наугад пальцем. А потом по смыслу строки, в которую попал, принял решение. И, знаешь ли, выиграл.

— Что же, мы, два марксиста, будем на Коране гадать? — еще больше скривился Филипп Марленович.

— Зачем? Твоя вялотекущая гениальность тебе ничего не подсказывает? У нас есть много других вариантов! — воскликнул Потапов, снимая с ближайшей полки книгу. — Освальд Шпенглер, «Закат Европы». Устроит?

Он наугад открыл книгу, ткнул пальцем и прочитал:

— «…Таким образом первоначальная тема расширилась до чудовищных размеров»… Понятно?

— М-да, — сказал Филипп Марленович и прошелся взад-вперед по паркету; паркет квакал. — Молодец старик Шпенглер, неоднозначно высказался… Значит, первоначальная тема… напомни мне, где это?

Потапов расправил карту и нашел нужную отметку.

— Вот здесь. Только будь осторожен, чтобы не получилось, как в прошлый раз.

— В прошлый раз подвели собаки.

— Собаки срезонировали, когда ты уронил пассатижи.

— Ладно, буду осторожней, — пробурчал Филипп Марленович. — Сейчас надену треники — и поедем.

Крутоджиповые ребята не обманули Марчелло: промчавшись по начинающим пустеть улицам, они меньше, чем через пять минут, затормозили у ресторана, залитого наглым неоновым светом. Да, дорогие мои, это раньше для таких мест были в цене названия, вроде: «Лунная рапсодия», «Волшебный замок» или «Романтический уголок». Теперь в моду вошли другие: «Поношенный лапоть», «Дырка от бублика», «Логово разбойников»… Так вот, кабак, куда причалил джип, назывался и вовсе шикарно для своей эпохи: «Подонки и шлюхи».

Оценив вызывающий тон и высокий уровень заведения, Марчелло сказал:

— Ребята, в такие кабаки я не хожу, у меня для них карман мелкий.

— Да ты не *! — успокоил один из сопровождавших, — Сегодня гуляем без бабла. Потерянный поляну накрыл.

Пока Марчелло размышлял над услышанным, вся компания вошла внутрь, и еще один братан пояснил:

— Только смотри, не крякни ему, что он — Потерянный, башку снесет. Тебе он — Кирилл Петрович. Догнал?

— Вроде догнал… — несколько растерянно сказал Марчелло.

Внутри был ресторан как ресторан. Столы полумесяцем окружали эстраду; над столами чокались и жевали. На эстраде что-то алчно кричала пиратская команда с гитарами. Солидные гости обретались в VIP-загончиках за ажурными перегородками, увитыми пластмассовым плющом. Спутники увлекли Марчелло в дальний угол, где за плющом сидели несколько человек, будто клонированные с тех, что приехали в джипе. Марчелло хотел было тихо поинтересоваться у ближайшего разбойника, где здесь этот… Кирилл Петрович, но сам тут же понял.

В центре собрания, словно Христос на Тайной вечере, сидела фигура вроде бы такая же, как все прочие — тоже в черном и с черной барсеткой, лежащей возле тарелки на скатерти. Но нет! Главаризм все-таки выдавал себя более развязной позой и глазами желтыми, как у волка. Только полный дурак не догадался бы, что желтоглазый — это и есть тот самый Потерянный… то есть, пардон, Кирилл Петрович.

Перед Потерянным на блюде стояла жареная утка, похожая на маленького голого человечка; перед прочими — яства попроще.

Увидев вновь прибывших, желтоглазый произнес с развязностью, являющейся в этом мире привилегией начальства:

— Ба! Вот и они! Можно я ничего не буду говорить?

Спутники Марчелло слегка смутились, потом тот, что рекомендовал называть Потерянного Кириллом Петровичем, сказал: — Да мы, Петрович, Клеща ждали.

Желтые глаза обежали всех маячивших перед ним.

— И где же он?

— Не знаем. * куда-то.

— А вы его долго ждали?

— Ждали, Петрович. Как последние лохи ждали.

Взгляд Потерянного остановился на Марчелло.

— А это кто?

— Это, Петрович, сюрприз.

— Вот этот додик?

— Ага. Это не додик. Это соловей.

Марчелло на всякий случай сделал лицо наивное, как у морского конька.

— Поет, что ли? — слегка поморщился Потерянный. — Тут этих соловьев — как грязи.

Он без особого дружелюбия посмотрел в ту сторону, откуда задушевно-блатными голосами сотрясали воздух гитарилы.

— Не поет, Петрович. Травит фуфло всякое. Врет, как телевидение.

Желтые глаза совсем замерли на Марчелло, и тому вдруг стало неуютно, словно лысому под дождем.

— Ну, че застыли? — наконец снова подал голос Потерянный, съезжая взглядом с Марчелло. — Сели, налили!

Стоявшие радостно задвигались, рассаживаясь за столом, уставленным подлинными грузинскими винами Московского винзавода. Марчелло оказался рядом с желтоглазым, для которого он, собственно, и был доставлен. Чья-то рука, обилие перстней на пальцах которой слегка напоминало кастет, наполнила бокал возле гостя. Желтоглазый налил себе сам и задал вполне законный вопрос:

— Тебя как зовут?

Марчелло хотел ответить, что его зовут Марчелло, но догадался, что выпендриваться надо в других местах. Вроде «Рогатого Пегаса». Поэтому он честно признался:

— Костя. Можно — Костик.

И мы теперь тоже будем называть его этим именем.

— А я — Кирилл Петрович, — сказал желтоглазый.

— Чем занимаешься, Костик?

— Я востоковед-филолог.