Злая ласка звездной руки - Сергей Синякин

Прокуратор насупился. По сурово поджатым губам видно было, что вопрос прокуратору не понравился.

— А ты думаешь, мне здесь сладко живется? — спросил он. — Начальству дай, проверяющим из Рима дай, тайная служба опять же своего требует. На днях конквозитор[11]приезжал военных дезертиров собирать, тоже расходы немалые…

Понтий Пилат посопел.

— Шустрый ты, Ваня, — сказал он. — Вени, види, вици. А мне жить надо. Иерусалим город незнакомый, а у меня, сам понимаешь, после пустыни лишь «Макаров» с двумя обоймами остался, и тот прячу от соглядатаев. Увидят — в колдовстве обвинят!

— Так он с тобой доходами делится? — догадался Софоний. — Доишь ты этого Мардука помаленьку? Как же так, Федя, ты ж всегда взяток стерегся.

Федор Борисович Дыряев, бывший подполковник советской милиции, давайте сейчас вспомним его имя и скажем, что это был именно он, тоскливо вздохнул:

— Умный ты! Тут иначе не выживешь. Я с Мардука беру, меня Вителий берет. Ты думаешь, чего он меня подсиживает? Плачу мало, вот он и хочет заменить меня своим человеком.

Софоний просветленно покивал:

— Вон оно что. — Он налил себе вина, отпил глоток и сморщился. — Как ты эту мочу пьешь?

Порылся в принесенной сумке и достал небольшой пифос с тугой завинчивающейся крышечкой наверху.

— Будешь? Это тебе не кислятина кессарийская, это я у варваров выменял на наконечники для стрел. Не знаю, что это за штука, но слона свалить может. Градусов шестьдесят, ей-богу!

— Лучше уж Юпитером клянись, — мрачно предложил Пилат, осторожно принюхиваясь к содержимому чаши. Запах его удовлетворил, прокуратор опорожнил чашу и расплылся в улыбке. — Да это же… Где ж ты его достал, Вань… уважаемый Софоний?

— Я же тебе уже объяснял, — сказал тот. — У варваров. Чистая samogonka, горит даже!

Они закусили.

— А почему — Мардук? Это тебе не Busuluzk,

— Кстати, — сказал Софоний. Почему не Онгора, какая разница?

— Большая, — сказал Пилат. здесь арийско-ведические боги Египта не прокатят. Контингент, брат, не тот!

— Эх, — сказал Софоний. — Не трави душу. Ночами Дон вспоминаю.

Он покачал головой, прикрыл глаза и не пропел — пробормотал:

— По Дону гуляет казак молодой…

Всхлипнул, вытер лицо рукавом. По скулам каменные желваки заходили. Вспомнилась, видно, прокуратору Меловая, песчаные берега, родная беседка в саду и участковый Соловей, исполнявший на лету все желания начальства. Все мы не ценим достигнутого и жалеем о потерях. Казалось бы, чего ещё Федору Борисовичу желать? Ну кто он был при советской власти и демократах? Начальником районной милиции, которого в областном управлении и за человека-то не считали. А в империи он кем стал? Кем он стал при божественном принцепсе? Прокуратором он стал целой области, пальцем пошевелит — и все исполнится. Да что пальцем?.. И это ещё раз доказывает, что ежели в человеке живут административные таланты, то они себя в любом времени, при любой общественно-экономической формации проявят. Тому примеров достаточно. Вон Аркадий Голиков, успешно махавший шашкой во время российской гражданской войны, он ведь и в мирное время не потерялся. Известным писателем стал, детвора в нем души не чаяла, приключениями Тимура и его команды зачитывалась. И наоборот, скажем, внук его, Егор Тимурович, — в тяжелые тоталитарные времена партийным журналом заведовал, статьи про успешную поступь социализма печатал. Но и в демократические времена он ведь тоже не потерялся — до таких вершин поднялся, что и сказать-то страшно, а уж шашкой рубал направо и налево похлеще, чем его легендарный дед. И надо сказать, куда более эффективно!

Но все-таки милы были Федору Борисовичу воспоминания о недостижимой и так несчастливо утраченной Родине.

Видя сумрачное настроение приятеля, прокуратор поторопился плеснуть в чаши варварского напитка.

Выпили еще. Настроение постепенно поднялось, и Софоний уже с веселой усмешкой поглядывал на прокуратора.

— Ну ты и вырядился, — сказал он.

— С тоски, — сознался Понтий Пилат. — Булгакова вспомнил. Очень мне тогда его роман «Мастер и Маргарита» нравился. Как там у него? — Прокуратор прикрыл глаза и по памяти процитировал: — «W belom plasche s krowawum podboem, scharkajuschei kawalerijskoi pohodkoj, rannim utrom chetymadzatogo chisia wesennego mesvatsa nisana w krytuju kolonnadu…» Ax, матерь туа! — выругался он. — Думалось ли, когда я «Мастера» читал, что сам буду за него в этой колоннаде сидеть и с тобой вот варварскую samogonku хлестать?!

Лицо прокуратора побагровело, сразу видно было — расстроился человек, аж давление у него поднялось.

— О многом тогда не думалось, — признал Софоний. — Нечего нам было легионеров на Меловую тащить! Ладно, полкаш, проехали! Ты о других что-нибудь слышал?

— Знаю немного, — нехотя сказал прокуратор. — Ромул Луций при мне. Парнишка шебутной, но это у него скорее возрастное. А так верный, он мне моего Соловья чем-то напоминает. Помнишь участкового? Мастер был, на все руки мастер! Ну, я думаю, у Ромула пройдет все со временем, если на какой-нибудь войне не убьют. Гладышев с нашими денежками вроде в Грецию подался, учится у какого-то скульптора. Ладно, мы тоже теперь не нищие, пусть ему, паразиту, наши общие деньги на пользу пойдут! Говорят, заказы уже получал от римских патрициев. Сам знаешь, этот без мыла в задницу влезет. Он и в Бузулуцке трудился, местным не угнаться. Помнишь его Аллею Цезарей? Тут тоже развернется, дай срок. Может, те скульптуры, что в наше прежнее время со дня Черного понта поднимали, Степочка и ваял. Ну, про Онгору ты знаешь, он прорицает. И ведь как прорицает! Все в точку. А чего ему не прорицать, если он в Бузулуцке труды по истории Древнего Рима купил, чуть ли не самого Тита Ливия! Да «Иудейскую войну» Флавия ему в придачу навязали…

Софоний смачно надкусил грушу.

— А о Первом ничего не слышал?

— Ничего, — покачал головой прокуратор. — Как его в школу гладиаторов продали, так я о нем ничего больше не слышал. Убили, наверное. Пал, так сказать, смертью храбрых на ристалище! Нет, я тебе так скажу, э-э-э… Софоний. Задатки у нашего Первого неплохие были. Помнишь, как он в песках на караванщиков повел? Завизжал, кинжал выхватил… Задатки лидера у него, конечно, были. Не каждый на мечи с одним кинжалом пойдет! А вот поди ж ты, сгинул в безвестности. Трудно ему было на арене с более молодыми бойцами состязаться. И про Плиния Кнехта ничего не слыхать. Как в воду канул после отправки на галеры! Ни слуху, понимаешь, ни духу!

— Не в воду, но почти, — мрачно сказал Софоний. — Этот тоже пал смертью храбрых. Погиб при открытии Америки. Я об этом вчера в харчевне узнал. Один легионер рассказывал. У него индейцы скальп сняли.