Паладины - Андрей Муравьев

Тень в углу! Костя пальнул туда, еще выстрел в складки закрывавших проемы занавесок. Шорох где-то над головой, он резко вскинул руку с револьвером… и пропустил удар.

…Захар проснулся от крика. Первое, что он увидел, был силуэт с кинжалом в руке. Незнакомый силуэт.

Тут же грянул выстрел.

Бывший красноармеец, а нынче оруженосец скатился с лавки, на которой спал, и подхватил первое, что попалось под руку, – табурет. Убийца прыгнул ближе и ударил. Снизу, с выпадом. Сталь скользнула по руке.

Струйка теплой крови побежала по складкам разрезанной рубашки. Захар от души врезал табуреткой по роже бандита, но удар пришелся в пустоту. Тот скользнул под локтем и дважды коротко кольнул в грудь. На счастье, бил он вскользь, и двойная кольчуга выдержала.

«Не снял», – успел вспомнить Захар, опуская табурет на спину противника.

Немудреный предмет меблировки с хрустом разлетелся, оставив в руке Захара только короткую ножку. Враг упал.

Грохнули еще два выстрела. В лицо брызнула древесная щепа – вторая пуля расколола ножку надвое. Поверженный, но еще совсем не мертвый браво[6]откатился к окну и вскочил на ноги.

Над правой бровью Захара торчала осиновая щепка в палец длиной, кровь хлынула ручьем, заливая глаза.

– Да… твою мать! Костя! Целься лучше!

Он подхватил с пола лавку, но враг не стал дожидаться. Убийца скользнул к самому полу и выбросил руку. Свистнула сталь. Захар, получивший изрядный опыт в последнее время, успел пригнуться и отпрыгнуть. У стены, в том месте, где только что стоял он, торчали два коротких метательных ножа.

Браво выпрямился. В его руке опять сверкнул узкий стилет.

От первого замаха сибиряка он легко увернулся, зато открылся под второй. Когда лавка, казалось, уже припечатывала незваного гостя к полу, убийца прогнулся, выбросил руку и отпрыгнул. Что-то кольнуло Захара в области бедра. В этот раз кольчуга пропустила тонкое шило. Неглубоко, но достаточно, чтобы кровь потекла. За спиной палил куда-то Костя.

Браво закружил вокруг. Он походил на хищного хорька, охотящегося на тучного тетерева. Один бросок до смерти! Если тетерев будет ждать…

Пригодько метнул скамью. От души, со всей силы.

Браво увернулся, отпрыгнул… И оказался перед стволом «Суоми».

– Сука!

Очередь подбросила тело в воздух, заполнив небольшую террасу дымом и грохотом.

– На!!!

Изрешеченный труп повалился на пол. Захар обернулся к товарищу.

Тело Кости валялось у самого выхода. Над ним, под самым потолком, висел еще один браво. Прицепившись к потолочной балке хитрым крюком на поясе, бандит взводил короткий самострел.

Захар вскинул автомат. В глазах убийцы мелькнул ужас.

– Бросай! Положь, гадина, не то хуже будет!!!

Несмотря на то что орал он на русском, туземец все понял. Видимо, интонация была выбрана самая правильная. Браво замер на секунду и, медленно разведя руки, выронил на пол свое оружие.

– И молись, скотина, чтобы он жив был!

Незнакомец все так же молчал. Взгляд его не отрывался от ствола автомата.

Пригодько медленно двинулся к телу Кости. Тот застонал.

Пленный киллер молчал.

Утром выяснилось, как убийцы попали на виллу. В кустах у забора со стороны дороги валялась лестница. Там же стояли два привязанных коня. А у ворот лежал зарезанный поваренок, попавшийся на пути незваным гостям.

Мертвеца изучили. Белый мужчина, около сорока лет, жилистое тело, несколько шрамов, короткая ухоженная бородка, маленькая татуировка – скрещенные кинжалы – под левой подмышкой. При виде их удивленно полезли вверх брови отставного мечника флорентийского герцога, доживавшего век на вилле и доставшегося новым владельцам «по наследству». С его слов, такими могли похвастать только генуэзцы, вернее, клан Сантарелли. Это была признанная фирма. Их нанимали купцы и благородные, гильдии и цеха. Клан брался только за очень большие заказы. Причем плату требовал вперед и всю. Заключая договор с Сантарелли, заказчик будто выписывал клиенту пропуск на тот свет. По желанию исполнители даже предлагали выбор пути – кинжал, гаротту[7], яд. Очень дорого. И со стопроцентной гарантией.

Такую же тату нашли и у пленника – невысокого чернявого парня лет двадцати пяти.

Ветеран посмотрел на Малышева как на покойника.

Откуда пришли убийцы, стало ясно. Осталось узнать, кто их послал. И тут русичи столкнулись с проблемой. Тот, кто должен был дать ответ, упорно молчал.

После того как первый шок от действия огнестрельного оружия прошел, генуэзец, тихо шептавший молитвы с видом обреченного, попробовал освободиться от пут. К тому времени, когда охающий и держащийся за голову Костя случайно заглянул за спину пленника, выскользнувшее из шва куртки убийцы лезвие почти закончило резать кожаные ремни. Браво попробовал форсировать события, но удар дубинки отправил его отдыхать. А когда итальянец очнулся, он уже был спеленут, как младенец.

Наемник молчал. Когда его били, резали пальцы, ломали суставы и вырывали ногти. Он ревел от боли, из глаз текли слезы, в перерывах генуэзец молился… и молчал. Пытал его все тот же ветеран.

День шел к вечеру, а ответов не появилось.

Старый флорентиец, судя по всему, добрейшей души человек, приволок от кузнеца целую бадью разных приспособлений – от зажимов и тисков до зубил и молоточков. Следующим пунктом программы шло поочередное дробление костей. Костя и Захар, не сговариваясь, покинули помещение и были позваны обратно уже через десяток минут.

Браво умер.

Воспользовавшись тем, что в комнате их осталось только двое, пленник выудил свой нательный крестик, разгрыз его и умер от спрятанного там яда. Умер с проклятиями и пожеланиями скорой смерти своим губителям.

Ниточка была порвана.

Машина ухнула. Противовесы стукнули о деревянную планку, натужно хрустнула балка запора, тяжеленная корзина камней унеслась к воротам замка. Стоявший на бруствере высокий воин в длинной червленой кольчуге всмотрелся в результаты обстрела. Каменья разворотили деревянную галерею, вывернули пару балок, но практически не оставили следов на кладке замка.

– Проклятье! – Красивое лицо исказила гримаса.

Воин спрыгнул в выкопанную траншею. Широкогрудые бородачи-викинги, тут же обступившие его, казались коротышками рядом с этим исполином. Он и в плечах был шире любого из них. Тело его не было телом юноши, сухожилия и проступившие морщины говорили о прожитых годах. Светлые, даже немного отливающие медью волосы гигант стриг коротко, бородку брил на византийский манер. Голубые глаза лучились уверенностью и силой. Быть бы ему мечтой всех встреченных дам, если бы не суровый, даже немного аскетичный облик и звериная ярость в движениях и речи, заставлявшая испуганно жаться бочкообразных ветеранов. В отличие от молчаливых товарищей, воин не стеснялся в выражениях: