Муха против ЦРУ - Евгений Некрасов

В комнатах что-то упало. Эдик, а не что-то, поправила себя Маша. В кабинете. А там компьютеры!.. Звук был мягкий — судя по всему, щенок просто подпрыгнул. Может, выпустить его? А если порвет платье?..

Маша посмотрела в другой конец улицы и забыла про щенка, потому что увидела бордовый «жигуленок»! Вернее, то, что от него осталось.

Уцелели только багажник и задние дверцы, а всю переднюю часть «жигуленка» словно кто-то пожевал и выплюнул. Он криво стоял на газоне — то ли отлетел туда от удара встречной машины, то ли его оттащили, чтобы не мешал движению. Вокруг толклись спасатели в синих комбинезонах. Сыпались искры — чем-то срезали крышу.

В толпе зевак Маша заметила Деда и Сергейчика. Ясно: хотят узнать, жив ли водитель. Похоже, он у них под подозрением. А вон «Скорая помощь» — значит, еще жив, к погибшим «Скорую» не вызывают.

Двое спасателей отогнули надрезанную крышу, раскрыв машину как консервную банку. Опять посыпались искры. Санитары с носилками стояли наготове. Водителя вырезали из смятого железа, уложили обмякшее тело, накрыли простыней… Голову не накрыли. Точно, жив.

Хлопнула входная дверь.

— Ма, блинами пахнет! — крикнул девчачий голос.

Ага, Кошка! Интересно, сколько ей лет?

Невидимая Кошка ходила по квартире, скрипя и хлопая дверями и дверцами. Переоделась, выпустила топочущего Эдика, пошла мыть руки… «А вдруг она тоже учится и письмом, только не в „Б“, а в „А“? — подумала Маша. — Перевестись бы к ней, пока еще не поздно». Дед с Сергейчиком дружат, тетя Ира и мама вместе учились. Значит, и они, Маша с Кошкой, наверняка поладят.

Кошка вошла и уставилась на Машу как на призрак:

— Ты?!

Это была Кэтрин Курицына!

Драться они, конечно, не стали. И даже гадости друг другу говорили не каждый раз. Маша спросила: — А почему ты Курицына?

— Я как мама. Они с папой поженились перед отъездом в Америку, когда ей было поздно менять загранпаспорт. Вот она и осталась с девичьей фамилией… А ты внучка того самого генерала Алентьева? Жалко, я раньше не догадалась.

— А то что?

— Ничего! — отрезала Кэтрин. — Это не меняет дела!

— Чем я тебе не нравлюсь? — спросила Маша. — Ты же не знаешь меня.

— Всем. Знаю, — ответила Кэтрин, и разговаривать стало не о чем.

В полном молчании они сидели на кухне. Кэтрин питалась блинами. Вилку она держала в левой руке, а нож в правой. То и другое — тремя пальцами, а свободные безымянный и мизинец оттопыривала, как будто ей противно. И пилила блин тупым столовым ножичком с таким видом, как будто делает хирургическую операцию.

А у Маши в руке была трубочка из блина с селедкой. Она каждую секунду проваливалась сквозь землю из-за того, что в руке, а не на тарелке, и не могла заставить себя доесть.

Подошел Эдик, ткнулся Маше носом в колени: «Поиграем?»

— Фу! — завопила Кэтрин.

Маша с ужасом подумала, что ей придется здесь ночевать.

Вернулась сдобная, добрейшая тетя Ира и сразу все поняла:

— Кошка, а почему вы сидите по разным углам?

— Я Кэт! — огрызнулась Кэтрин.

— По-английски кэт, а по-русски кошка, — заученно ответила тетя Ира. Чувствовалось, что этот разговор повторяется не в первый раз. — Представляешь, Маша, мы четырнадцать лет растили дочку Катю, а когда она получила паспорт, оказалось, что среди нас жила американка Кэт! Как она уговорила паспортистку поменять имя — загадка века… Горе мое, — повернулась к дочери тетя Ира, — ну хоть сейчас признайся, что ты ей наплела?

Побагровев, Кэтрин сорвалась с табуретки и убежала.

— Она родилась в Америке, — сказала тетя Ира. Маша кивнула: знаю.

— Дома мы говорили по-русски, но есть еще улица и телевизор. Первое слово Катька сказала по-русски — «мама», как положено. Второе — по-английски: назвала отца «дэдди». Когда мы вернулись четыре года назад, она уже была законченной американкой. Для нас Москва — это друзья, воспоминания детства, знакомые места, на которых глаз отдыхает, словом — Родина. А Катька видит только грязь, бомжей, наркоманов, которых, кстати сказать, в Америке ничуть не меньше. Только ей, маленькой, там не показывали, хотя, может быть, и стоило… Я ведь не случайно говорю, — добавила тетя Ира.

— Понимаю, — сказала Маша, — вы хотите, чтобы мы с ней подружились?

— Нет, подружек у нее как раз полно. Катька собирает кочек, которым чего-то не хватает. Одна некрасивая. V другой отец год сидит без работы и, кажется, уже полюбил бутылки собирать. У третьей какой-то домашний мрак, и она живет у тетки. И вот Катька с ними ходит и буквально на все говорит: «У нас», то есть в Америке. «У нас так не носят», «У нас так не строят», «У нас в таком случае нанимают адвоката». При этом настоящей американской жизни она не знает — из кино нахваталась. А эти дурочки смотрят ей в рот. У Катьки полно друзей в Америке. Она с ними каждую ночь болтает по Интернету, получает рекламные футболочки-кепочки и раздаривает этим дурехам. А они смотрят ей в рот и мечтают уехать в Америке, конечно, доллары валяются под ногами.

— Я бы тоже хотела пожить в Америке. Только не на любых условиях, — сказала Маша.

— Ты в институт поступать собираешься? — спросила тетя Ира.

— Да, в университет, на факультет журналистики.

— Значит, понимаешь, что ни в Америке, ни в любой другой стране тебя никто не ждет. Надо чему-то научиться, а потом ехать: хочешь — туристом, а хочешь — журналистом. А у этих дурочек одна цель: Америка навсегда, поскорее и любой ценой. Посудомойкой, танцовщицей в баре, фиктивной женой какого-нибудь бродяги. Мне горько, что моя дочь их сбивает с толку. Конечно, в первую очередь жалко ее. Она заявляет нам с отцом: «Исполнится восемнадцать лет — уеду».

— А чем я могу помочь? — спросила Маша.

— У нее нет соперниц в классе. Учеба, спорт, компьютер, мода — все знает, во всем разбирается.

— И вы считаете, что если я буду лучше… — начала понимать Маша.

— …то хотя бы перетянешь от нее девчонок. А может, и на Катьку повлияешь.

— Я думала о чем-то в таком роде. Не то чтобы подруг у нее переманивать, но думала, — призналась Маша.

Ей хотелось расспросить тетю Иру еще о многом, но тут пришли Дед и Сергейчик. Они топали, громко разговаривали и поминутно спотыкались об Эдика.

— Ого, блины! — подскочил к столу Сергейчик. — А первое?

— Готово первое. Не суетитесь, полковник! — пыталась успокоить мужа тетя Ира. — Вам здесь накрыть или в столовой?

— В столовой, по-парадному. А Кошка еще не пришла?

— Дома Кошка. На меня дуется.