Танец ее мечты - Нора Робертс

Самым ценным имуществом Мадди считала ярко-розовую неоновую вывеску с ее именем. Эту вывеску прислал ей Трейс, когда она получила первую работу в кордебалете на Бродвее. Ее имя в огнях! Мадди, как обычно, включила ее и подумала, что, хотя брат редко ее навещает, он не дает о себе забыть.

Решив, что не стоит тратить время на уборку, ибо через один-два дня все снова придет в беспорядок, Мадди освободила от одежды два стула, сложила в стопку журналы и нераспечатанную почту и на этом успокоилась. Главнее было постирать одежду для танцев.

Налив в ванну горячую воду с горстью стирального порошка, она бросила в нее гамаши и трико, в которых сегодня занималась. Немного поразмыслив, отправила туда же платье для репетиций, ленточку для волос и вязаные чулки. Потом закатала рукава длинного джемпера и принялась стирать, полоскать и отжимать. Покончив со стиркой, она развесила вещи на веревки для белья, которые собственноручно натянула над ванной.

Ее ванная комната была не больше туалета. Повернувшись, в зеркале над раковиной она увидела свое лицо. Зеркала были неотъемлемой частью ее жизни. Порой Мадди по восемь часов танцевала перед ними, изучая, запоминая и отрабатывая каждое движение тела.

Сейчас она рассматривала свое лицо — что ж, довольно изящные скулы, приятные черты. Чаще всего в ее адрес звучали комплименты вроде «пикантная мордашка» или «свежая, как персик», чем она была обязана слегка заостренному книзу овалу лица, большим глазам и гладкой нежной коже. «Что ж, пусть я не первая в мире красавица, но и не дурнушка!»

Подчиняясь внезапному порыву, она открыла зеркальную дверцу шкафчика и набрала наугад две горсти косметики. Она покупала ее постоянно, в результате у нее образовался целый склад косметики. Это было нечто вроде страсти. И хотя Мадди редко пользовалась ею за пределами сцены, эта страсть не казалась ей странной. Зато, как только у нее возникало желание преобразить свое лицо, все средства для этого оказывались под рукой.

Минут десять она экспериментировала, наносила краску, снимала ее кремом, затем снова наносила, и в результате оставила лишь легкие сиреневые тени на веках и чуть подчеркнула очертания скул. Засунув баночки, тюбики и карандаши в шкафчик, она стремительно захлопнула дверцу, чтобы все не вывалилось наружу.

Может, нужно охладить вино, вдруг подумала она. Или подать его комнатной температуры, которая сейчас подбиралась к восьмидесяти градусам[3].

* * *

Должно быть, она дала ему неправильный адрес. В своей памяти Рид не сомневался. Он рано понял необходимость запоминания имен, лиц, цифр, фактов. Когда тебя учит отец, которого ты обожаешь, каждое его слово западает в душу. Не столько в силу природных способностей, сколько благодаря практике Рид умел удерживать в памяти три длинные колонки цифр и подводить итог каждой из них. Эдвин Валентайн внушал сыну, что умный бизнесмен нанимает самых профессиональных бухгалтеров, но при этом должен разбираться в деле не хуже их.

Он не забыл адрес и не спутал номер дома, но начинал думать, что она могла в чем-то ошибиться.

Квартал был грязным, заброшенным, с явно криминальным душком, и чем дальше он ехал, тем отчетливее это понимал. На тротуаре стоял сломанный стул с торчащим из сиденья поролоном. Вокруг него несколько человек спорили, кому он принадлежит. На грязном крыльце сидел старик в нижней рубашке, в выцветших домашних штанах и цедил пиво из банки. Он проводил машину Рида тупым взглядом.

Как она может жить здесь? Точнее, почему она здесь живет? У Мадди О'Харли только что закончился годовой ангажемент в солидном шоу, за что ее номинировали на премию «Тони». Кроме того, у нее за плечами еще один годовой контракт на участие в возобновленной пьесе «Целуй меня, Кэт», прошедшей с большим успехом, где она исполняла роль второго плана.

Рид знал это, поскольку считал себя обязанным знать такие вещи. Это вопрос бизнеса, заверил он себя, останавливаясь у дома, номер которого назвала Мадди. Женщина, которая вот-вот появится в своем третьем крупном шоу на Бродвее, могла бы позволить себе квартиру в более приличном квартале, где по ночам не роют на тротуаре канавы.

Выйдя из машины, Рид заметил прислонившегося к фонарному столбу молодого парня, который внимательно рассматривал колпаки на его колесах. Втихомолку выругавшись, Рид приблизился к нему и небрежно поздоровался, но даже без пиджака и галстука он выглядел здесь членом дорогого загородного клуба.

— И долго ты еще будешь на нее пялиться? — бесцеремонно поинтересовался Рид. — Вместо того чтобы раздеть?

Парень лениво сменил положение и улыбнулся с наигранным презрением.

— У тебя элегантные колеса, Ланселот. Нечасто увидишь, чтобы у нас здесь разъезжали на БМВ. Я даже думаю, не сбегать ли мне за фотиком.

— Можешь сделать сколько угодно фото, только ничего не снимай. — Рид вынул из бумажника пятьдесят долларов. — Считай, что ты устроился подработать. Если машина будет целой, когда я выйду, получишь еще пятьдесят. Если снимешь колпаки, больше не заработаешь, а так тебе придется просто подышать свежим воздухом.

Парень посмотрел на машину, затем на ее владельца. Он оценивал противника и свои шансы. Стальные глаза смотрели твердо и спокойно. Если бы парень увидел в них страх, он нанес бы удар, но страха не было, и он взял купюру.

— Что ж, договорились. Пара свободных часов у меня найдется.

Он усмехнулся, показав торчащий вперед зуб. Бумажка в пятьдесят долларов исчезла, прежде чем Рид зашагал к парадному.

Имя Мадди было указано на почтовом ящике, что висел сразу за входными дверями в помещении, которое с натяжкой можно было назвать вестибюлем. Квартира 405. Значит, на четвертом этаже, а лифта не было. Рид начал подниматься по лестнице под аккомпанемент детского визга и ора, оглушительного джаза и ругани четы Джанелли. К тому моменту, когда он добрался до третьего этажа, уже проклинал все на свете.

Когда в дверь постучали, руки у Мадди были мокрыми — она как раз мыла листья салата.

— Минутку! — крикнула она и оглянулась в поисках полотенца, но тщетно. Тогда она просто стряхнула с рук воду и пошла к двери.

Резко повернув круглую ручку, девушка улыбнулась Риду:

— Привет. Надеюсь, вы не очень голодны. Я еще не закончила.

— Нет, я… — Он кинул взгляд назад. — Там… — Он смутился и оборвал фразу.

Мадди высунула голову на лестницу и принюхалась.

— Ну и вонь! Должно быть, Гвидо снова что-то готовит. Заходите.

Рид не был готов к тому, что увидит в ее квартире, а стоило бы подготовиться. Он взглянул на ярко-красные шторы, контрастирующий с ними голубой ковер, на стул, попавший сюда словно из средневекового замка. На самом деле это была часть реквизита постановки «Камелот». На белой стене ярко-розовым неоном полыхало ее имя.