Духовка Сильвии Плат - Юстис Рей

– Ничего, – бросаешь ты, но я-то вижу, что задел тебя.

– Я не хотел тебя обижать.

– Такие, как ты, меня не обижают – такие, как ты, меня подстегивают.

– На что?

– На то, чтобы добиваться своего. Если кто-то говорит, что ты чего-то не можешь, то не значит, что это так и есть, – ты выпрямляешься, словно струна, – лучше попытаться и проиграть, чем ничего не делать и потом всю жизнь жалеть.

– Полностью согласен, – абсолютно серьёзно говорю я, – но порой всё же не получается иметь то, что хочешь, и тогда нужно мириться с тем, что имеешь.

– Я не желаю мириться с тем, где я сейчас. Это место мне не подходит.

Как и я.

Я молча ухожу. Не знаю, смотришь ли ты мне вслед или же сразу уходишь, так как иду не оборачиваясь.

* * *

– Благослови, Господи Боже, нас и эти дары, которые по благости Твоей вкушать будем, и даруй, чтобы все люди имели хлеб насущный. Просим Тебя через Христа, Господа нашего. Аминь.

Когда мы ужинаем, молитву обычно произносит отец, а когда обедаем – мать, потому что в обеденное время он работает. Наш отец – человек невероятно закрытый, из таких, которые предпочитают слушать, нежели говорить. Он всегда довольно холоден и строг с нами. Считает, что его главная задача – обеспечивать нас материально, а разговоры по душам, а тем более нежности с детьми (особенно сыновьями) недопустимы. И так как у нас никогда не было сестры, и мама – единственная женщина в семье, то со временем дом превратился в казарму. Конечно, наш отец не тиран, но чем старше я становлюсь, тем чаще думаю, как было бы здорово, если бы хоть иногда он вёл себя с нами как с детьми, а не как с очередными подчинёнными.

После молитвы мы приступаем к ужину. Пит уплетает за обе щеки, я даже завидую его аппетиту, потому что мне есть совсем не хочется. Но я все же пытаюсь запихнуть в себя что-нибудь, чтобы не вызвать подозрения, ведь обычно я ем нормально.

– Что-то не так, дорогой? – вдруг интересуется мама, и я тут же вздрагиваю, но оказывается, она обращается к отцу. Он молчит пару секунд, пытаясь подобрать слова.

– Я рассказывал про нового работника?

Мама отрицательно качает головой. Это и неудивительно. Из отца вообще лишнего слова не вытянешь, а о работе он не любит говорить вдвойне. Видимо, считает, что это не наше дело. Но тут он начал говорить при всей семье, а значит, произошло действительно что-то из ряда вон выходящее.

– Вёрстайл, – тяжело выдыхает он, будто ему трудно даже называть эту фамилию.

– А что с ним не так? – аккуратно спрашивает мать, подавая Питу тарелку с салатом.

– Он недавно с семьей переехал из Буффало. Город по нашим меркам большой, а тут Корк… – он чуть задумывается. – Он никогда не сможет привыкнуть к нашим правилам, да попросту и не хочет, – он кладёт вилку в тарелку, – из-за этого будем страдать все мы.

Насколько я понимаю, последняя фраза означает, что твой отец та ещё заноза в заднице Корка.

– Сегодня мы чуть не потеряли важных клиентов из-за него. Такой шум поднял. Видите ли, те отказываются платить сразу. Но они у нас и раньше лес покупали. И всегда мы с ними договаривались, и отсрочки им давали, и всё шло более-менее хорошо. Они вот уже четверть века с нами работают. А этот что о себе возомнил?..

Пожалуй, я впервые в жизни вижу отца таким обеспокоенным и разговорчивым. Меня это даже пугает.

– Встал в позу, мол, так дела не делаются. Господи, ну что за болван? Этот город только и живёт, что на продажу леса. Что мы будем делать, если они от нас откажутся? Лучше получить деньги позже, чем никогда… – и всё в таком духе.

Мать его внимательно слушает, наверно, удивлена такой несвойственно бурной реакции, так же как и мы. За столом в этот вечер говорит только отец. И даже когда все доедают, никто не уходит, боясь накалить и без того непривычную ситуацию. Мы сидим за столом до тех пор, пока отец не выдыхается. Позже мы помогаем маме с посудой и смотрим телевизор. Отец всё продолжает вспоминать новые детали, связанные с безобразной, по его мнению, работой твоего отца.

Ровно в девять часов во всех домах Корка отключают электричество. Так происходит всегда, кроме тех дней, когда проводят религиозные собрания (каждый третий вторник месяца). Мы зажигаем свечи. После этого мама пользуется моментом и тут же отправляет меня и Пита в наши комнаты. А потом снова начинает успокаивать отца, а он всё равно никак полностью не успокаивается.

Они сидят на кухне и шепчутся почти до полуночи. Я знаю это, потому что бессовестно подслушиваю, сидя на лестнице. Они заканчивают молитвой и идут спать. Я прячусь в темноте коридора.

И не знаю, что раздражает меня больше: то, что мне кажется, будто твой отец всё же прав, или то, что я могу допустить хотя бы мысль, что он прав, и, следовательно, признать, что мой отец ничего в этом бизнесе не смыслит. Но он занимается лесом всю свою сознательную жизнь, и у него это получается. Твой же отец пытается применить политику большого города, которая здесь никогда не сработает…

Господи, как же вы меня бесите! Но, с другой стороны, по какой-то непонятной причине я вами восхищаюсь. И это чувство меня раздражает, ведь я не должен быть за вас. Но получается так, что я становлюсь предателем в собственной семье, хотя не делаю ничего плохого. Но даже подобные мысли меня пугают.

Впервые за многие годы я молюсь перед сном. Я не прошу ничего особенного, просто чтобы у тебя и твоей семьи все было хорошо, чтобы вы прижились в Корке. Пожалуй, я хочу слишком многого.

2

Флоренс Вёрстайл

Ещё до того как вся семья собралась за ужином, я сидела в столовой, читая устав. Нет, я не собираюсь писать это слово с большой буквы. Каждый новый пункт повергал меня в негодование, а иногда и в ужас. Казалось, ученики Корка не могли даже в туалет сходить, не нарушив при этом несколько десятков местных правил.

Мэри Элайза Вёрстайл, моя младшая сестрёнка, которую все зовут просто Молли, вбежала в столовую с очередным рисунком. За ней приполз серый старый кот Август, с которым мы давно не ладили. Увидев меня за чтением, сестра ничуть не удивилась, так как это было моим привычным состоянием.

Я похвалила её новое творение, после чего снова углубилась в чтение.

– Что это? – поинтересовалась она, с любопытством глядя на белые страницы.

– Это прямое доказательство того, что некоторые книги нужно сжигать.

Сид Арго

Выходные проходят, к счастью, без происшествий. Я делаю уроки, помогаю Питу, а потом мы вместе помогаем маме. На воскресной службе я замечаю тебя, так как настаиваю на том, чтобы мы продвинулись в ряд ближе к Патрику. И действительно, ты с родителями в самом первом ряду. Ты серьезна, сидишь словно окаменевшая и даже ни разу не оборачиваешься в мою сторону, хотя, я уверен, знаешь о моем присутствии. Видимо, я задел тебя тогда сильнее, чем мне показалось. Я решаю, что мне непременно нужно перед тобой извиниться, хотя я не до конца понимаю за что. Лучшим днём недели для этого, как мне кажется, будет среда, после химии, ведь я точно знаю, что ты там появишься.