Новый американский молитвенник - Люциус Шепард

— Мне никогда не хотелось замуж.

Если в ее словах и крылось что-то важное, то я этого не заметил. С тем же успехом она могла бы сказать: «Я не люблю майонез». Я сказал, что не хочу ни к чему ее принуждать, и она, кивнув, вернулась к созерцанию своих пальцев.

С юга наползали серые облака, становилось пасмурно и прохладно. Со всех сторон посетители обменивались последними поцелуями и заключали в объятия своих любимых преступников. Весь двор звенел от напускной бодрости прощальных слов и принужденного смеха, но мы с Терезой сидели молча. Странно, но я почему-то совсем не волновался. У меня было такое чувство, что круг моей жизни окончательно замкнулся. Как будто я всю жизнь только и делал, что сидел и глядел в один из тех миниатюрных томиков с линиями по краю страниц, которые, если их пролистать быстро, складываются в изображение бегущего спортсмена или балерины, выполняющей замысловатое па, только в моем случае это было лицо женщины, простой стилизованный овал, перетекавший в лица былых возлюбленных и всех женщин, сыгравших важную роль в моей жизни, и все они постепенно сходились в одной Терезе. Я отметил, что ресницы у нее светлее волос и при беглом взгляде напоминают металлические коготки, которые удерживают драгоценный камень в оправе. В уголках ее губ залегли привычные складки, а морщинка в уголке правого глаза была глубже, чем слева, как будто она часто им подмигивала. Все эти черточки проступали с такой ясностью, как будто с моих глаз упала какая-то пелена — самолюбования, не иначе, — и я впервые увидел ее по-настоящему.

Она со значением вздохнула, потом встала и подошла к моему краю стола. Нагнулась и нежно, испытующе поцеловала. Я продлил поцелуй, положив одну руку ей на талию, большим пальцем другой поглаживая ее грудь снизу, и тут же почувствовал, что куда-то лечу.

— О господи, — сказала она, снова опускаясь на стул. — Я не знаю, что мне делать.

Я и так понял, что мой поцелуй ей понравился, но неуверенность взяла надо мной верх, и я спросил, понравилось ей или нет.

— Да, только мне не нравится терять сознание. Я к этому не привыкла. — И тут же смущенно прибавила: — Бог ты мой, как все это чертовски странно.

Раньше я никогда не слышал, чтобы она чертыхалась, и, хотя в ее устах это звучало вполне естественно, я все же изумился и преисполнился к ней новым уважением. Теперь мне было легко представить, как она решительно и умело отшивает какого-нибудь прощелыгу, приставшего к ней в баре.

— Ничем не могу помочь, — сказал я. — Для меня все странное закончилось лет девять тому назад. Может, больше.

— Странно ощущать такую глубокую связь с человеком, которого знаешь только по письмам да телефонным звонкам. — Она слегка взмахнула рукой. — А у тебя это не вызывает сомнений?

— Я ощущаю именно то, на что надеялся, может, поэтому сомнения меня не гложут.

— Ты и про меня написал молитву, да? — Теперь она говорила так, будто обвиняла.

— Я молился о встрече с кем-то вроде тебя. Так я и написал потом в объявлении. Найти истинную дружбу.

— Но ты и правда думаешь, что я появилась в ответ на твою молитву?

— Если я отвечу «да», ты скажешь: «О, да он псих». Если я отвечу «нет», тогда я солгу. В общем, не знаю, что и выбрать.

Она крутила прядку волос, старательно отводя взгляд.

— Я как-то не въезжаю, что тебя так беспокоит в новом стиле, — сказал я. — Не совсем въезжаю.

— Ты человек умный, а молитва — такая банальность. Только пойми меня правильно. Твои молитвы умные. Некоторые из них даже красивые. Но когда ты начинаешь объяснять, в чем их смысл, какая за ними стоит философия, это как… как Норман Винсент Пил[9]на экстази.

— Это верно, — ответил я. — Но тут есть и другая сторона. Вот ты говоришь: умный, а ведь я был барменом, когда они упекли мою задницу в тюрьму. И не таким уж хорошим барменом к тому же. Норман Винсент Пил на экстази — это для меня изрядное повышение. И вдруг я начал задумываться о вещах, не имеющих ничего общего с тем, чтобы получить удовольствие, опустив кого-то другого. По-моему, в тюрьме я стал проще. А именно с простоты мне и надо было начинать. Может, теперь у меня есть шанс поумнеть. Я, как моя книга, меняюсь в процессе. К чему бы это ни привело, обещаю — как только тебе покажется, что между нами все не так, как надо, просто скажи, и я от тебя отстану.

Подружки и родители кучками потянулись к приемному зданию, подталкивая перед собой детишек. Тощий седоволосый член попечительского совета стоял у забора и пыхтел сигаретой, выдыхая дым сквозь металлическую сетку ограждения.

— А ты хочешь на мне жениться? — спросила Тереза.

— Я хочу того же, чего и ты, — осторожно ответил я. — А еще я хочу отсюда выйти. Правда, как всегда, где-то посередине. Но если бы ты задала мне этот вопрос на воле, я бы сказал «да», можешь не сомневаться.

Она огляделась кругом:

— Мне, конечно, не нужна ни лесная часовня, ни подружки с цветами, но пожениться здесь…

— Ты просто не была внутри. Там гораздо уютнее.

Она рассмеялась, но как-то невесело. Еще несколько секунд, и наши предохранители перегорели окончательно.

— Вот блин! — сказала она, удивив меня еще больше. — Я уже целый год представляю нас с тобой вместе, так почему бы и на самом деле не попробовать. — И она принужденно улыбнулась. — Понимаю, звучит не очень оптимистично, но я все никак в себя не приду.

— Не обязательно решать что-то прямо сейчас.

— Обязательно. Затем я и пришла сюда сегодня.

Охранник прошел мимо нас, бросив:

— Пора прощаться, — а сам двинулся к другому столу.

Тереза стала комкать обертки от сэндвичей и запихивать их в пакет. Она так торопилась, словно все, чего ей хотелось, это побыстрее скрыться от меня.

— Эй! — сказал я, беря ее за запястье. — С тобой все в порядке? Я не хочу, чтобы ты переживала. И не только ради тебя самой. Я хочу чувствовать себя спокойно сегодня вечером. Но если все идет не так, как ты рассчитывала… — И я умолк, предоставляя ей закончить.

Она поглядела на мою руку на своем запястье, потом закрыла глаза и кивнула.

— Я собиралась поехать домой сегодня вечером, но теперь думаю, что подожду до утра. Мне было так хорошо в мотеле прошлой ночью, так нравилось чувствовать, что ты неподалеку. Может, сегодня будет еще лучше. — Она подняла на меня глаза. — Так хорошо?

— Хорошо, — ответил я.

Когда мы с Терезой шли через двор, то оказались совсем рядом с потрепанным членом попечительского совета, стоявшим у изгороди. Он на мгновение отвлекся от процесса медленного самоубийства и кисло заметил, обдав нас облаком едкого дыма: