Колдовская любовь - Вирджиния Хенли

— Что поставите? Какая же скачка без заклада?

— Избавление от вас, шотландец. Если я выиграю, вы немедленно уберетесь отсюда и я никогда больше не увижу вашей наглой физиономии!

— А если выиграю я, скажете ваше имя, — потребовал Хит.

Он сел на чалого, и всадники бок о бок направились к тому месту, где впервые встретились. Она не смотрела на Хита, зато он украдкой поглядывал в ее сторону и заметил, что щеки ее алеют, как летние розы.

Едва копыта Салли коснулись прибрежной гальки, как всадница ударила в его бока каблуками, и пони рванулся вперед. Хит следовал сзади, стараясь держаться на почтительном расстоянии. Потом поравнялся с наездницей и продолжал скакать рядом. Она повернула голову. В глазах не было страха. Значит, ей нравится играть с огнем!

Она бросила на него вызывающий взгляд и пришпорила коня.

Хит снова догнал ее. Он не хотел обгонять девушку, ему просто нравилось смотреть на нее. Мерин был мощнее и выше, но черный шотландский пони отличается выносливостью.

Они добрались до конца песчаной косы, и, опасаясь проигрыша, Рейвен постаралась загородить ему дорогу, вынуждая натянуть поводья.

Хит спешился, укоризненно покачивая головой. Она сжульничала, но наградой ему послужило лицезрение обнаженных по колено ног и разметавшихся волос.

Вовсе не собираясь спешиваться, она вздернула подбородок и пронзила его сердитым взглядом. Он вынул из седельной сумки аккуратно сложенную рубашку и протянул ей. Их взгляды скрестились, как два клинка.

— Вы гордячка, но надеюсь, это не помешает вам заплатить за свой проигрыш!

Девушка невольно вспомнила игру мышц на обнаженной груди, от греха зажмурилась, выхватила рубашку и пролетела мимо Хита, торопясь исчезнуть. Но уже на всем скаку она обернулась и бросила через плечо:

— Я Рейвен!

Сердце Хита на секунду замерло. Рейвен![3]Бог мой, до чего же это имя ей подходит!

Он неожиданно рассмеялся. Он прочел ее мысли и знал, что она находит его привлекательным. А она, оказывается, еще и тщеславна: не упустила случая похвастаться своим необычным именем.

Хит прибыл в Карлайл рано, еще до открытия ярмарки, поскольку пути ему от Роклиффа было всего пять миль. Карлайл был самым большим приграничным городом и всегда радушно встречал шотландцев на еженедельном рынке и ежегодной ярмарке. К рыночной площади вела улица, изобиловавшая кабачками и постоялыми дворами. Там шотландцы и англичане дружно пили, играли и распутничали. Фермеры с обеих сторон границы предлагали птицу, скот и овощи, причем ярмарка занимала вдесятеро больше места, чем рынок.

Хит остановился в гостинице «Драчливые петухи», где частенько бывал раньше, спустился в пивную и небрежно оглядел посетителей, надеясь отыскать Мейнджи или его сообщников. На этот раз удача ему изменила, и он отправился туда, где торговали лошадьми. И хотя успеха он и на этот раз не добился, его это не обескуражило. В конце концов, это всего лишь первое утро ярмарки.

Заметив скопление ярко раскрашенных кибиток, Хит решил навестить цыган. Они кочевали с ярмарки на ярмарку, от Лондона зимой до Стерлинга летом, вслед за королевским двором. Он грустно покачал головой, вспомнив, как еще прошлым летом, незадолго до роковой битвы при Флоддене, цыгане развлекали короля. А вскоре несчастный Яков потерял жизнь и честь.

Хит без труда узнал красную кибитку бабки. Вывеску, разрисованную травами, венчал гадальный амулет. На двери красовалась пентаграмма.

Мег уставилась на вошедшего: он был так высок, что ему пришлось согнуться едва ли не вдвое, чтобы войти.

— Ах ты Господи, — пробормотала она, не отрывая глаз от пледа Дугласов, перекинутого через плечо гостя. — От кого это ты узнал, что имеешь право носить их цвета?

Глаза Хита зловеще сузились.

— А у меня оно есть?

Старая Мег пожала плечами:

— Отцом Лили Роуз был Арчибальд Дуглас.

Хит едва не поперхнулся: надо же, всемогущий граф Энгус, оказывается, его дед. Правда, он умер два месяца назад, так что проверить слова бабки все равно невозможно. Он всегда посмеивался над ее сказками. Разве не она утверждала, что Лили Роуз была обвенчана с Робом Кеннеди по шотландскому обычаю, когда родила ему сына?

— Похоже, во мне течет слишком много голубой крови.

Мег усмехнулась. Лицо ее весьма напоминало скомканный коричневый пергамент.

«Неужели она когда-то считалась красавицей?» — подумал Хит. Уголком глаза он заметил знаменитую брошь Мег в виде черепахи с огромным рубином в панцире. Он всегда считал, что это красное стеклышко, но сейчас невольно задался вопросом: кто из ее мужчин был настолько богат, чтобы подарить ей такую безделушку? Рубин не квадратный… не круглый… скорее, имеет форму сердца. И внезапно он вспомнил о самой знаменитой в Шотландии эмблеме: «кровоточащем сердце» Дугласов.

— Что привело тебя сюда? Женщина? — спросила Мег.

Хит рассмеялся, подумав о Рейвен Карлтон. Но уж кто-кто, а он знал цыганок: они всегда предполагали наиболее вероятное и потому считались лучшими предсказательницами. Хотя на самом деле большинство из них были просто обманщицами и шли на поводу у желаний клиентов.

— Лошади. Украденные лошади, — ответил Хит.

— И на этот раз украденные не тобой, — фыркнула старуха, но, тут же став серьезной, добавила: — Ты ищешь людей?

Хит нехотя кивнул:

— Приграничных жителей. Одного по прозвищу Мейнджи и еще четверых.

В глазах Мег появилось отсутствующее выражение. Помолчав немного, она протянула:

— Уроженцев Менджертона часто кличут Мейнджи.

В этот момент в кибитку ворвались две смазливые цыганочки.

— Хит! Хит! Мы тебя больше года не видели! Пойдем, мы тебя покормим! — взвизгнула одна.

— Ты у нас всегда был ненасытным! — вторила другая.

Мег вытолкала их за порог. Девчонки так и лезут в постель к внуку. Но сегодня им ничего не перепадет. Все его мысли заняты черноволосой красоткой!

Рейвен безропотно уселась в экипаж вместе с матерью и сестрой. Ее брат Герон сопровождал их верхом, и Рейвен бросала на него полные зависти взгляды. Она просила позволить ей тоже скакать на коне, но отец, на этот раз приняв сторону матери, наотрез отказал.

— Я приеду в пятницу, — пообещал Ланс Карлтон жене, бросив на Рейвен строгий взгляд из-под нависших бровей. Та с невинным видом захлопала ресницами, втайне радуясь, что отец не вздумал ее журить. Говоря по правде, Рейвен его обожала. Когда его ранило, именно она смешивала мак и корень лакрицы в вине, чтобы облегчить боль. Храбрее человека она не знала. Ланселот никогда не жаловался. Даже когда стало очевидно, что он навеки останется хромым. Три долгих месяца, которые потребовались на выздоровление, Рейвен не отходила от его постели: читала или играла с отцом в шахматы, чтобы отвлечь его от боли и печальных раздумий.