Короли и королевы. Трагедии любви - Жюльетта Бенцони

– Я знаю, но Билкис мне дороже десяти царств.

– И тебя еще называют мудрым, – горько промолвил Сабуд. – Народ уже волнуется, а левиты науськивают его, ибо царица Савская приносит жертвы богу Луны. Твой гарем уже едва можно удержать.

– Несколько казней – и все успокоятся.

– Нет, бессмысленно пролитая кровь таит в себе опасность. Ты приказал убить своего брата Адонию, ибо он восстал против тебя, и Иоава, отважного полководца Давида и победителя аммонитян, ибо он обнажил меч против тебя. Ты много сделал для того, чтобы разрушить мир в Израиле и ослабить мощь престола. Но ты не можешь пролить кровь, чтобы сохранить улыбку женщины. Ты не можешь сделать этого!

– Успокойся, – повелел царь.

Но Сабуд продолжал:

– Ты хочешь сделать ее царицей? Народ против этого. Да и сама Билкис рано или поздно пожелает возвратиться на родину. Ей скучно здесь, этот край угнетает ее. Наша страна чересчур суха, она тоскует по садам Мареба, по своим бальзамовым рощам и чудесным фруктам.

– Я знаю, – ответил Соломон. – В Сабейском царстве текут реки куда полноводнее и даруют плодородие долинам. Но Билкис никогда не забудет нашей любви. Она откажется от всего, пока я буду любить ее.

– Тогда тебе придется, быть может, сражаться за мертвеца! – В ярости выкрикнул Сабур. – Известно ли тебе, что сегодня утром двое слуг царицы умерли от ужасных болей, ибо они отведали того напитка, который наверняка предназначался ей? Знаешь ли ты, что однажды, во время прогулки, шальная стрела пролетела вблизи от нее? Ведомо ли тебе все это?

Царь побледнел и в ужасе смотрел на своего друга.

– Это невозможно! Кто из моих подданных осмелился сделать подобное?

– Быть может, это не твои подданные, которые боятся тебя. Египтяне Тайи, финикияне Иштар и этот жрец Молоха, брат Даны – чужестранцы и ты не можешь их лишить жизни. Кроме того, напоминаю тебе, что в эти дни весь Израиль слушает верховного священника. А это значит, что ты пренебрег храмом ради этой женщины.

Медленно шел Соломон и очутился на террасе, откуда был виден огромный, пышный храм, который был возведен в честь его бога и во славу его собственного имени. Двенадцать лет тридцать тысяч рабов трудились, чтобы построить это великолепное здание из золота и сандалового дерева, с мраморными дворами и светящимися башнями. А теперь этот храм требует от него ужасной жертвы: отказаться от женщины, которую он полюбил впервые с тех пор, как вернул Суламифь ее свободу и ее любовь… Соломон понимал, что в этой борьбе он не будет сильнейшим. Но он прежде всего царь и должен себя вести так, как подобает царю!

Усталыми шагами он спустился по ступеням дворца в сад. Сабуд сопровождал его. Соломон обернулся к своему другу и промолвил:

– Оставь меня одного, я поговорю с царицей.

– Я знаю, что ты хочешь мне сказать, повелитель, – шепнула Билкис, когда высвободилась из его объятий. – Я должна возвращаться в свою страну, не так ли?

Соломон склонил голову и сделал бессильный жест рукой.

– Народ негодует, и мне известно, что ты в опасности, от которой я не могу тебя защитить, иначе свершится великое кровопролитие. А я…

– Я понимаю, ты не можешь себе этого позволить. Я знаю тебя, мой господин, и люблю тебя больше, чем саму себя. Я не хочу быть камнем, который препятствует победному бегу твоей колесницы. Я вернусь в Сабейское царство, где меня ждут. Соломон обнял молодую женщину и пылко прижал к себе.

– Я не могу позволить себе отказаться от тебя, моя возлюбленная. Что у меня остается, кроме тебя?..

Билкис рассмеялась и приложила палец к губам царя.

– Твоя мудрость, повелитель, которая безгранична, и твой народ, который любит тебя. Будь благословен твой бог, господин, осыпавший тебя такими дарами и назначивший тебе властвовать над этой страной.

– Боже мой! – вскричал Соломон. – Ты восхваляешь моего бога?

– Я познала его, – печально улыбаясь, ответила царица, – и ношу его в себе. Он строг и требователен, но при этом добр и справедлив. С ним я буду ближе к тебе, и, кроме того, я возьму с собой на родину чудесное сокровище.

– Сокровище?

– Через несколько месяцев в Сабейском царстве родится дитя, и я стану его матерью. Быть может, позже оно достигнет мудрости своего отца.

Соломон зарыдал на плече царицы от счастья и от печали.

– Разве твой бог не говорит, что эта земля – лишь переход, и все любящие обретут друг друга в лучшем мире? Я обрету тебя, ибо я люблю тебя.

Несколькими днями позже длинный караван уже двигался по пустыне по направлению к Красному морю. Он был так же тяжело нагружен, как и по прибытии. Соломон осыпал возлюбленную богатыми дарами.

С террасы своего дворца смотрел он, как вдали исчезала царица Савская. Сидя на носилках, трясущихся на верблюжьих горбах, она отправлялась на далекую родину, и чем больше отдалялась от Сиона, тем сильнее была боль. Это была ее разлука с юностью и любовью. Оставались лишь долг, мудрость и длинные пустые ночи, на которые они оба были обречены до тех пор, пока смерть вновь не объединит их.

Женщина спряталась между двумя катушками каната на корме корабля. Она была столь мала и изящна, что в своей коричневой тунике и того же цвета выцветшей от солнца и ветра накидке была едва заметна. Мимо нее туда-сюда ходили матросы, тяжело ступая голыми подошвами, иногда они даже подходили к ней вплотную, не замечая ее. Но и она не обращала внимания на матросов. Она смотрела вдаль, на постепенно удаляющийся город. Она столько выстрадала там, что ее ненависть к Александрии была почти фанатична.

Белый город с его спесью и крикливыми толпами торгового люда становился все меньше и незначительнее, пока совсем не исчез с горизонта, где голубизна неба сливалась с голубизной моря. Лишь огромный маяк, находившийся на острове Фарос, который был связан с сушей каменной дамбой длиной в семь стадий, казалось, все еще сохранял свою величину. Недаром он считался седьмым чудом света. Заходящее солнце высвечивало его как драгоценность. Но вдруг подул попутный ветер, матросы с пением подняли все паруса, и маяк вскоре скрылся из виду. Вокруг осталась лишь густая синева неба и море. Приближалась ночь.

– Эй ты! Тебе нельзя здесь оставаться. Не путайся под ногами, иди вниз.

Человек, стоявший перед ней, показался ей снизу громадным – его ноги возвышались, как две храмовые колонны. Она не услышала, как он подошел, и ему пришлось дать ей пинка, чтобы обратить на себя внимание.

– Ты что, оглохла? Я сказал тебе, ты должна идти вниз. Как тебя вообще зовут?

Она горько улыбнулась. Все мужчины одинаковы. Им нужно лишь тело женщины, они получают от него удовольствие, а затем отворачиваются, даже не спросив имени. Так было и с капитаном. Он согласился взять ее в Антиохию за ту плату, которой несколько столетий назад святая Мария Египетская доказала свою признательность мореходам.