Серебряные ночи - Джейн Фэйзер

На невысоком столике осталась початая бутылка водки. Граф налил себе, поскольку понимал, что заснуть нынче будет нелегко. Он был солдатом, обязанным выполнить приказ. И обсуждать приказы солдат не имеет права. Эта княжна Голицына должна быть доставлена под его началом в Санкт-Петербург. Если отбросить в сторону все иные соображения, полной бессмыслицей должно выглядеть предположение, что она должна провести всю свою жизнь на краю света, вдали от обеих столиц. Как только она займет достойное и принадлежащее ей по праву место в придворном кругу, она быстро забудет и думать о диких степях. Она поймет, что, помимо скачек на полуобъезженных казацких жеребцах и охоты на бешеных волков, в мире есть множество иных удовольствий.

Он отодвинул в сторону штору, закрывающую застекленную балконную дверь, и выглянул в сад. Неужели действительно возможно, что танцы, сплетни, обсуждение туалетов, вынужденные посещения светских салонов – все эти светские удовольствия способны затмить простые радости…

Внезапно он оборвал свои размышления. По темному саду, стараясь держаться в тени, быстро пробиралась человеческая фигурка; он безошибочно мог разглядеть только длинные распущенные волосы. Куда она собралась? На конюшню, разумеется. Сейчас она вскочит в седло, и ищи ветра в поле.

Он принялся дергать задвижки балконной двери, чертыхаясь, когда пальцы в спешке срывались с тугих запоров, к которым, судя по всему, с зимы еще никто не прикасался. Плюнув, он торопливо покинул библиотеку, быстрым шагом пересек расположенную за ней залу и оказался перед парадной дверью, тоже запертой на все засовы и задвижки. Каким образом Софье удалось выскользнуть из этой крепости? Почему нет ни одного слуги? Ведь наверняка же не всем из них позволено отдыхать, кто-то должен бодрствовать, чтобы быть готовым услужить хозяевам, если тем потребуется что-нибудь среди ночи.

Но никто так и не пришел ему на помощь. Тем не менее Адам кое-как справился с запорами и распахнул дверь. Вокруг, насколько хватало взгляда, простиралась тихая ночная степь. Было прохладно. Он остановился прислушиваясь. Вдалеке завыл волк. Высокие ковыли шуршали под набегающими порывами ветра. Доносилось какое-то тревожное ритмичное посвистывание. От серебристого света, льющегося с невероятно ясного звездного ночного неба, на дворе было светло как днем. У Адама перехватило дыхание от такой красоты. Он даже на мгновение забыл о том, зачем здесь оказался. Но через пару секунд пришел в себя и поспешил к конюшне. Цокот копыт по камням не оставил сомнений в том, что предмет его забот благополучно отбыл в ночную степь.

– Прошу прощения, барин. Чем могу служить?

Адам обнаружил перед собой гигантского роста человека в отороченной мехом накидке и мешковатых холщовых штанах. У него были длинные волосы и окладистая, как у мужика, борода, хотя держал он себя с уверенностью хозяина.

– Оседлай мне коня, – распорядился Адам. – Такого, который мог бы догнать того казацкого жеребца.

– Другого такого у нас больше нет, барин, – неторопливо заметил богатырь. – Хан – единственный в своем роде.

Адам пристально посмотрел на собеседника. Жесткий умный взгляд черных глаз на крупном, с правильными чертами лице в сочетании с седой гривой и такой же бородой не скрывал недюжинной силы их обладателя. Одежда крестьянская, а речь тем не менее грамотная, уверенная. Адам 29понял, с кем имеет дело. Это был тот редкий случай, когда слуга становится другом своему барину, доверенным лицом, пользуясь его безграничным уважением. И отвечает на это такой исключительной преданностью, которую не вышибить никаким кнутом, никакой плеткой.

– Если ты хочешь добра княжне, – спокойно проговорил Адам, – ты немедленно найдешь такого скакуна, который по крайней мере даст мне возможность догнать ее, Я не сделаю ей ничего плохого. Но ее жизнь меняется, и ей этого не избежать.

Слова растворились в ночной тишине. Борис Михайлов некоторое время рассматривал обшлага своей накидки, потом поднял голову. Он взглянул прямо в глубоко посаженные, спокойные серые глаза графа и, видимо, понял, что тот настроен решительно. Он вспомнил о новорожденной, которую привез когда-то в Берхольское. Он служил княжне так же преданно, как и ее отцу. Он хорошо знал тот мир, откуда прибыл этот сероглазый офицер, и так же хорошо, как и все домашние, представлял, е чем он приехал. Борис Михайлов понимал, что княжне не избежать уготованной ей судьбы. Но он понимал также, что Софье Алексеевне необходимо самой смириться с этой мыслью, иначе ее ждут одни страдания.

– Я оседлаю для вас Пеструшку. – Крестьянин отвернулся к конюшне. – И если вы хотите совет знающего человека, дайте княжне время. Пусть она покатается сколько захочет, потом можете попробовать с ней поговорить. Ветер и степь успокоят барышню.

Через некоторое время он, похмыкивая, вывел из стойла грациозную некрупную лошадь, в которой Адам незамедлительно признал одну из тех резвых, выносливых горных лошадок, которых разводят в Краковской губернии Польши.

– Она унаследовала больше от деда, чем от отца.

Адам не очень ясно понял, к кому именно следует отнести эти слова, но не стал разбираться, коротко поблагодарил мужика и вскочил в седло, размышляя, в какую сторону этих бескрайних степей ему направляться.

– Держитесь Полярной звезды, – буркнул богатырь, шагая к конюшне. – Княжна по ночам всегда ездит на север, в сторону Новгородского тракта.

Всегда! Матерь Божья, и сколько же раз она уносилась по ночам в степь? Адам не был одет для верховой езды, но лишь в тот момент, когда ощутил себя наедине с величественной тишиной просторов, в которых не на чем было остановиться глазу, вспомнил, что безоружен. Отправиться ночью в Дикие Земли хотя бы без такой мелочи, как кинжал, означало почти самоубийственный риск, но, уже тронув лошадь, он решил не возвращаться.

Он скакал почти час, держа курс на Полярную звезду, и вес время слышал, как ветер гуляет в высокой траве, слышан шорохи на своем пути, не понимая, зверь или человек спешит убраться с дороги, но до сих пор не видел даже тени могучего жеребца, несущего на своей спине всадницу с распущенными волосами. Наконец в неверном лунном свете вдали показалось небольшое возвышение, нарушающее удручающую плоскость равнины. На фоне неба стоял казацкий жеребец, подняв голову и принюхиваясь к ветру. Софья Алексеевна сидела неподвижно и смотрела в сторону польской границы.

Неутомимая лошадка Адама быстро сокращала расстояние, разделяющее их. Но как только он приблизился, всадница с решительным выражением лица вскинула пистолет и направила его в грудь непрошеному визитеру.

– Ни шагу больше.

Адам натянул поводья.

– Не могу представить себе, что князь, научив вас стрелять, не сообщил вам, что нельзя наводить пистолет на безоружного человека.

Чуть поколебавшись, он послал свою лошадь вперед. Их взгляды скрестились в безмолвной схватке.

Софья медленно опустила пистолет и отвернулась. Теперь она снова пристально смотрела на запад.