Прокаженный - Феликс Разумовский

— Не хотите поработать?

Тот улыбнулся вежливо и сделал элегантный полупоклон:

— С вами не могу, вы такой быстрый и жесткий, что-нибудь случится обязательно.

Титову это не понравилось.

— Если что-нибудь случится, то только с вами. Давайте работайте, раз уж пришли, я сильно бить не буду — Не замечая, как усмехнулся Евгений Пани-ков, знавший, видимо, обладателя трусов достаточно хорошо, он придвинулся ближе: — Ну?

Зря он так настаивал на спарринге, совершенно зря. Оказалось, что беспорточный гость двигается быстро и мягко, подобно голодному тигру, и все Юрины удары увязают в его защите, как камни в зыбучих песках. А секунд через тридцать случилось и предсказанное «что-нибудь»: сильным ударом по печени Титова лишили дыхания, а затем, жалея, точно дозированным «маваси»[21]двинули по голове. Вынесли напрочь. Слава богу, челюсть не раздробили. Словом, как и обещали…

— Здравствуйте, дети мои. — Сарычев разделся и по очереди погладил хищников, прибежавших на звук открываемой двери. В отличие от зверей, супруга его давно уже не встречала, так что, умывшись, Александр Степанович отправился на кухню кормиться самостоятельно .

Жену Сарычава звали Ольгой Петровной. Она была натуральной блондинкой с красивыми ногами и томно-волнительным взглядом серых глаз. Служила она по медицинской части и раньше, в отдаленно-благополучный период своего замужества, кончая, благодарно прижималась к широкой, тогда еще лейтенантской, груди: «Сашенька, родной…» Теперь же все стало по-другому: забьется молча в истоме и, простонав что-то нечленораздельное, сразу повернется к майору хорошенькой попкой. Да, жизнь семейная явно дала трещину. Впрочем, Александр Степанович причину знал прекрасно и даже как-то предложил супруге: «Ну давай приемного заведем, вон сколько сирот развелось при перестройке-то!» Только Ольга отказалась: «Мне мой собственный ребенок нужен». А затем пустила обильную слезу и зачем-то, ни к селу ни к городу, помянула сарычевского геройского родителя. Недобрым словом… И совершенно напрасно.

Отца своего майор не помнил. По рассказам матери, тот умер в страшных муках вскоре после его рождения, а отчего, неизвестно. И лишь когда отечество решило сыграть партейку в гласность, Сарычеву стало ясно, что на родителе его родная советская власть проверила, как будут загибаться от радиации поганые империалисты, взяв, правда, сначала подписку о неразглашении под страхом смерти. Тема эта была болезненна, как гнилой зуб, и лучше бы Ольга ее не касалась. Разговоры были пустые, а душа наполнялась горечью и обидой. И за отца, и за державу…

Вода закипела. Шваркнув пакетом об пол, чтоб разбить слипшиеся пельмени, майор высыпал их в кастрюлю, куда уже успел положить соль и лавровый лист, с чувством помешал, глянул на часы и принялся ждать конечного, вожделенного результата… Наконец пельмени всплыли, разбухли, сделались желтовато-скользкими. Исходя слюной, Сарычев переместил их в тарелку, кинул сверху масла, сметану, зелень, нарезанный маленькими кубиками сыр и впервые за день поел по-человечески. Хищники, натрескавшиеся буржуазного «Вискаса», крутились рядом, из чувства солидарности слизывая ряженку из коллективного блюдечка с каемочкой.

Скоро тарелка опустела, и повеселевший Александр Степанович налил себе чайку. Только не было у него в душе полной гармонии, на сытый-то желудок еще сильнее стали донимать его мысли всякие разные, большей частью безрадостные…

Прошло чуть больше недели, как капитан Самойлов повязал чалого[22], толкавшего ампулы с «белым китайцем», а весь рынок оказался буквально завален этой отравой, метко прозванной «крокодилом». Цена на него установилась смешная, создавалось такое впечатление, что производителей интересует не материальная, а социальная сторона происходящего. Нате жрите, дурейте, превращайтесь потихоньку в скотов…

Для истории-то не секрет, что человечество познакомилось с наркотическим дурманом очень давно. Еще пять тысяч лет назад древние шумеры прекрасно знали свойство опиума, называя его «гиль», то есть «радость», а в индийском эпосе «Ригведа» гашиш воспевается как «небесный проводник». Однако всегда это был удел избранных, и употребление «дара богов» простыми смертными каралось чрезвычайно жестоко. Нынче же кто-то предлагает «крокодила» всем желающим по бросовой цене, мол, давайте, граждане, не стесняйтесь, берите, сколько душе угодно. Пока она у вас еще есть… Но не одно это казалось Сарычеву странным.

Взять хотя бы месторасположение предполагаемой «фабрики»… Не хрен собачий — объект Министерства обороны с мудреным названием «Рекреационный центр для высшего командного состава». Санаторий для полководцев. А что, отличное местечко — тишина, спокойствие, чистый воздух, до города опять-таки рукой подать. И главное — вывеска… Нос кто ни попадя совать не будет. И все это за смешную, чисто символическую плату. Официальную, естественно… Да, чудеса! Неподвижному же посту наблюдения открылись вещи вообще удивительные — не далее как сегодня вечером к коттеджу подкатил военный УАЗ с залепленными снегом номерами, из которого выгрузили нечто в большом продолговатом ящике. Бомбу? Контейнер с газом? Черта в ступе? Сарычеву все это очень не нравилось…

На другой день Александр Степанович долго ходил на четырех, вилял хвостом, а под конец лег костьми в кабинете главнокомандующего. Это было оценено — майору выделили две машины дополнительно. И результат, конкретно положительный, не заставил себя долго ждать.

Уже к обеду курьеры на черной «семьсот сороковой» засветили своих коллег, прибывших в белоснежном «опеле-омега». Те понятия не имели о контрнаблюдении и были взяты теплыми, с поличным. Изъятые у них ампулы отправили на экспертизу, и спектральный анализ показал: да, в «стекляшках» «белый китаец» собственной поганой персоной. Место его изготовления уже никаких сомнений не вызывало, так что пора было брать быка за рога. Причем промедление было смерти подобно, и майор опять направился в высоковольтный кабинет.

При виде его усатой физиономии пока-еще-полковник, но почти-уже-генерал сделался хмур:

— Надо скорей тебе, Сарычев, подполковничьи погоны вешать, а то ведь ты с меня последние подштанники снимешь.

«Пошел ты со своим исподним куда подальше!» — мысленно послал его майор, а вслух ласково сказал:

— «Фабрику» нужно брать завтра утром, иначе поздно будет. И силовых надо, полагаю, взвод, самим никак не управиться…

Почти-генерал был мудр и потому слушал его равнодушно, не сводя глаз с бюстика Железного Феликса. Давно уже дела служебные он не принимал близко к сердцу…

Командира омоновцев лейтенанта Доценко Сарычев знал еще по службе в оперполку. Был тот молодец могучий, широкоплечий, и было непонятно, как это отделовские «Жигули» еще не развалились под тяжестью его многопудового тела.

— Ну что, Петро, какие мысли?

Майор с лейтенантом уже прошлись возле объекта, отметили высоту стен и наличие сигнализации, долго наблюдали за особняком в бинокль и теперь решали, как преодолеть трехметровый забор и, избежав тесного контакта с находящимися по ту сторону злобными церберами, попасть через железную входную дверь внутрь.