Зубы дракона - Александр Прозоров

«Отнеси меня на небо,

отнеси меня к любимой,

а не то тебя я брошу

в глубину таких ущелий,

что вовек на свет не выйдешь», —

так сказал в ответ охотник

не устав сжимать объятья.

И поднялся в воздух Ветер,

Хроноса понес на небо.

Вмиг поставил пред любимой,

что красивей нет на свете.

Распахнул охотник сердце,

взял слова любви в ладони,

протянул Луне прекрасной,

Повелительнице ночи.

Так слова его пылали,

что пришло, казалось, солнце,

что пропали с неба звезды,

на земле проснулись птицы,

на горах весь снег растаял,

и Луны прекрасной сердце

запылало, словно факел.

Ветер был для них постелью,

от любви чужой зверея.

Много счастья подарила

Хроносу с земли далекой

за слова его живые

Повелительница ночи.

Обо всем в руках прекрасных

позабыл земной охотник.

И, почуявши свободу,

Ветер прочь умчал внезапно,

хохоча и завывая.

Рухнул Хронос вниз обратно,

вмиг исчезло его тело

где-то на земле огромной.

Не смогли спасти героя

слезы все Луны прекрасной,

сердце чье гореть осталось

в одиночестве на небе.

Но не кончился на этом

род погибшего героя,

ведь рождаются на небе

дети той любви великой,

сыновья Луны прекрасной

и охотника с земли.

Каждый месяц вдаль уходят,

им не обрести покоя.

Ищут в скалах, ищут в дебрях,

средь снегов вершин высоких,

средь глубин озер бездонных

тело Хроноса, героя,

что огонь любви великой

смог зажечь в душе холодной

Повелительницы ночи,

матери их неутешной…

* * *

— Ты тоже уйдешь? — то ли спросила, то ли сказала Тхеу.

— Не знаю, — честно ответил я. — Не знаю.

Вечернее мягкое тепло… байкового одеяла… Несколько минут я смотрел на серый потолок, потом сел на топчане, отодвинул занавеску. В соседней кабинке кто-то тихонько посапывал, за стеной негромко играла музыка. У окна, выходящего на бурую кирпичную стену, стоял обычный письменный стол, часы на нем показывали полдень.

Я встал. Дверь напротив стола немедленно открылась и в комнату заглянула светловолосая, чуть полноватая женщина.

— Проснулись? Может не будете торопиться, еще отдохнете?

— Да нет, спасибо. Все бока уже отлежал.

— Тогда присаживайтесь к столу, сейчас мы вас обсчитаем.

— В каком смысле?

— Ну, как… Сосчитаю, сколько вы нам должны.

Она присела на краешек стула, подтянула к себе калькулятор и принялась стучать по клавишам, поглядывая на мою карточку и шевеля губами. Деловая, просто жуть. Пока считала, всю помаду съела, только розовая каемочка осталась.

— Четыреста девяносто семь!

Неплохо. В полтора раза меньше, чем они предполагали, и почти втрое меньше, чем предсказывал Гриша.

— Прекрас-т-н-о… — язык внезапно заблудился во рту, и мне пришлось сделать небольшую паузу, прежде чем закончить вопрос. — В-в-и не видели моей куртки?

— Вон, на вешалке.

Я, почти не качаясь, но опираясь на стену, подобрался к парке, достал из кармана деньги.

— Вот, пожалуйста.

— Хорошо. Подождите минуту, я квитанцию выпишу.

— Жду.

— Вы чувствуете себя как? Нормально?

— Намного лучше, — я не смог подавить улыбки, — тут с вами наркоманом станешь…

Она оторвалась от писанины и бросила на меня полный нехорошего подозрения взгляд.

— Вы случайно не за рулем?

— Вообще-то я действительно водитель, но сегодня пешком. А что, моя профессия так ясно на лбу написана?

— Может, все-таки еще полежите?

— Нет, спасибо. Пойду.

На улице было серо и противно. По Фонтанке плыли окурки, обрывки газет, апельсиновая кожура и бесцветные осенние листья. Такими же тухлыми, черными и коричневыми листьями был усыпан и Летний сад. На статуи уже одели деревянные демисезонные пальто, Чайный домик закрыли на смену экспозиции. В небе, прикрывшись неизменной в Питере дымкой облаков, висело холодное северное солнце. Но город упорно не пускал зиму в свои стены, а выпавший тайком ночной снег перемалывался колесами машин и испуганно жался к тротуарам тусклой бурой слизью. От Невы тянуло чуть теплым, липковато-влажным ветерком.

И это был мой настоящий мир…

Уж лучше бы наоборот.

Я поднял воротник и пошел на метро.

* * *

Дома было тихо и тепло. Пожалуй, даже слишком тепло. Мамочка явно поторопилась заклеить окна, а ЖЭК поторопился включить отопление. А вот ударят морозы — наверняка выключат.

Я уселся на диван, включил телевизор. Показывали шумный конкурс с не очень понятными правилами. Какая-то дистрофичная девица громко выкрикивала буквы, а парень, с пышными, как у Тхеу, волосами, пытался ее перекричать. Время от времени им на счет начислялись рубли. Интересная работа.

Голова немного кружилась, глаза слипались. Наверное, наркоз еще не отошел… А в Поселке сейчас вечер… Немногие обитатели долины собрались у общего костра и дед негромко читает старую легенду… Тихонько расползается над стенами уютный запах горьковатого дыма и свежего рассольника. Гудит водопад, а немного в стороне ему тихо вторит Поющий Мост…

Я вскинул голову, и понял, что все равно не понимаю ничего, происходящего на экране «ящика», а потому выключил его, пошел в свою комнату, запер дверь, разделся и бухнулся на постель…

* * *

— Эй, что с тобой? — ощутил я прикосновение к обнаженной руке.

— А? — теплый песок, гул воды, темная тень гор, отблески огня на стенах… — Что?

— Мне показалось, ты уснул, Лунный Охотник. — Тхеу не убрала ладони с моего плеча. Прикосновение было нежным и приятным. — Сидишь, взгляд прямо перед собой, не шевелишься, не разговариваешь, ничего не слышишь…

— Слышу… — я взял ее руку, поднес к губам, поцеловал смуглую бархатистую кожу. Значит, она все-таки сон. Жаль… А может быть, и нет. Ведь в настоящем мире я никогда не решился бы встречаться с женщиной намного старше меня. Не принято такое как-то. А здесь — могу. Встречаться, любить, целовать, даже жениться. Мой сон — что хочу, то и делаю. И плевать мне на всякие морали и обычаи!