В канкане по Каннам - Венди Хоулден

Справедливости ради стоит заметить, что, когда ее семья купила дом, он уже носил это название. Кейт знала, что родители не обращали на него внимания и им было абсолютно все равно. В отличие от нее всех остальных членов семьи их адрес не смущал. Однажды, много лет назад, она предложила отцу заменить слова «Витс-энд» на номер, но он походя заметил — отчасти оправданно, это она готова была признать, — что «если у его дочери нет другого повода для волнений, то ей, черт возьми, очень повезло».

Насколько она знала, более нелепый адрес был только у Даррена. Его семейное «гнездо» звалось «Шахта Эрзан». Родители совместно владели домом, и к тому же название отражало их страсть к курению: стены и потолки в доме были светло-коричневого цвета, и внутри стоял отвратительный застарелый запах сигаретного дыма. Даррен говорил, что впервые увидел родителей, когда дорос до их коленей, — настолько плотными были вокруг них клубы дыма от «Суперкингз».

— Чай, дорогой? — Встряхнув заварку в большом коричневом чайнике, мать показала его отцу.

— Спасибо, дорогая! — Широко улыбаясь, отец протянул ей чашку.

Кейт никогда не слышала, чтобы родители повышали голос друг на друга.

— Ох, я только что убрала молоко в холодильник, — вспомнила мама.

Отец отправился за ним.

— Кто это купил? — спросил он, вынимая пакет с перекошенным от отвращения лицом.

Мать с беспокойством посмотрела на него:

— Наша Кейт. А что? Неужели оно просрочено?

— Даже хуже, — проворчал отец. — Обезжиренное. — Он хитро посмотрел на дочь. — Это черт знает что такое! Чтобы забелить чай, придется налить в него в два раза больше!

Кейт покраснела. Отец любил доставать ее за любое отклонение от обычного списка покупок. Однажды, решив немного разнообразить семейные десерты, она купила упаковку заварного крема с добавлением настоящей ванили. А в результате ей пришлось терпеть насмешки отца о «заварном креме с пеплом».

С тостом в руке Кейт направилась в гостиную, где, как обычно, сидела бабушка с вязаньем в руках. Она время от времени поглядывала в телевизор, который отец всегда держал включенным. В течение дня он никогда не садился у «голубого экрана» — предпочитал стоять, делая вид, что лишь ненадолго отвлекся от какого-то важного домашнего дела.

— Привет, бабуль.

— Привет, детка.

Бабушка сидела в кресле у окна. Это было специальное кресло для пожилых людей — с высоким сиденьем, чтобы было легче подниматься, в эластичном нейлоновом чехле, где на коричневом фоне кружились коричневые осенние листья. Оно служило ей еще в пансионе для пожилых людей, когда бабушка жила там вместе с дедом. А после его смерти она забрала кресло с собой к родителям Кейт. Вместе с креслом в доме появилась масса всяких безделушек: пепельница с берегов Южного моря, карусель с латунными ангелами, которая вращалась, когда под ней зажигали свечки, триумвират пластмассовых «мудрых обезьянок» и свадебная фотография бабушки и деда в рамке. Все это стояло на подоконнике рядом с ее креслом, а на стене висели пластмассовые часы с изображениями птиц на месте цифр. Днем и ночью они издавали различные «орнитологические» звуки — для каждого часа разные.

— Что это ты смотришь? — Кейт искоса взглянула на экран.

Взъерошенная блондинка с огромными зубами высаживала целый сад карликовых деревьев на гигантском каменном надгробии и укладывала вокруг настил. «Поставьте на месте упокоения дорогого вам человека современную ограду», — агитировала она с широкой улыбкой.

— О, детка, не знаю… Какую-то ерунду. Да я и не смотрю.

Бабушка быстро вязала, спицы в ее руках так и мелькали. Кейт ни разу не видела ее без вязанья, за исключением тех моментов, когда она ела, но даже тогда, прежде чем отправить в рот очередной кусок, бабушка умудрялась набрать несколько петель. «Никто не заставит работать ленивые руки», — иногда говорила она, громко стуча спицами. Старушка вязала везде: в постели, в очереди за пенсией и даже на автобусной остановке. «Она могла бы одеть всю Англию!» — снисходительно замечала мать, и Кейт хотелось, чтобы это было правдой. Хотя, наверное, единственный человек, кого не испугали бы связанные бабушкой вещи, — это Дэвид Бэкхем. Но даже для него это могло бы стать настоящим испытанием. Кейт с беспокойством посмотрела на нечто нейлоновое в ярко-желтую и огненно-оранжевую полосу, болтающееся у бабушки на спицах. Всю неделю Кейт не оставляла надежда, что это будет чехол илидля чайника, или для одежной вешалки, но уже готовая, цвета яичного желтка, часть изделия очень напоминала горловину. Господи, пожалуйста, только не очередная безрукавка! И уж тем более не пончо! Нижний ящик комода в комнате Кейт и так уже забит ими! Она не сомневалась, что скоро наступит день, когда бабуля — несмотря на то, что один глаз у нее стеклянный, а другим она видит все хуже — заметит, что внучка ни разу не надевала ее подарки.

— А это тебе пойдет… — Бабушка помахала спицами и посмотрела на Кейт здоровым глазом. — Будешь как картинка!

Вот только интересно какая. Оранжевый и желтый цвета вряд ли удачно оттенят ее иссиня-бледную кожу.

— Отличная расцветка для лета, — удовлетворенно добавила бабушка.

— Увидимся позже! — Кейт наклонилась, чтобы поцеловать старушку, и почувствовала запах мыла «Камэй», исходящий от ее кожи.

Проходя через холл, Кейт взглянула на себя в зеркало. Хорошо ли она выглядит? Прав ли был Даррен, когда говорил о ее волосах?

— Ты ведь вернешься к чаю? — В голосе матери слышалась надежда. Кейт знала — ее мать предпочла бы, чтобы она сейчас шла гулять с бойфрендом. Или — это устроило бы ее еще больше — с мужем и детьми, как большинство ее ровесниц. Но Кейт слишком часто видела в торговых центрах бывших одноклассниц, толкавших то вверх, то вниз огромные коляски с близнецами, и давно уже решила про себя, что этот путь не для нее. Должна же где-то быть лучшая жизнь…

— Да, — сказала она, глядя прямо в глаза матери, — я вернусь к чаю.

Та печально покачала головой:

— Как жаль, что у тебя ничего не получилось с этим милым парнем, Найджелом Херрингом![9]

Кейт почувствовала прилив раздражения. Несколько недель назад она наконец-то бросила «милого парня», и мама была очень недовольна. Кейт училась вместе с Найджелом в школе и снова встретилась с ним, когда делала для «Меркьюри» материал об адвокатской конторе его отца. У них завязались отношения, основанные, как ей поначалу казалось, на обоюдном стремлении уехать из Слэкмаклетуэйта.

— Такой милый мальчик! — вздохнула мама.

Она была в восторге от Найджела, в ее представлении он мог бы стать для дочери «замечательной парой». Другими словами, профессионалом с хорошими перспективами. Наследник отцовского бизнеса, успешно сдавший экзамены, имеющий диплом и служебный «пунто»… Принц Уильям — и тот не отвечал бы всем требованиям матери.