Флейшман в беде - Тэффи Бродессер-Акнер

Какой из этого можно извлечь урок? Заполни анкету, даже если она приводит тебя в ужас. А еще? Стремись к тому, чего тебе хочется, а не к тому, чего тебе положено хотеть. Тоби окружали сборники инструкций, куда ни глянь: вот эту машину ты должен хотеть купить, вот эту официантку ты должен хотеть трахнуть. Тоби все чаще и чаще понимал, что надо глушить эти команды и спрашивать себя самого, что требуется ему в нынешнем душевном состоянии. Это никогда не была спортивная машина и очень редко – официантка.

Итак, сегодня утром на пути через парк Тоби в очередной раз получил столь нужное ему подтверждение, что жители Нью-Йорка – безумная свора сексуальных маньяков, содрогающихся от похоти и неспособных прожить полдня без оргазма. И тут телефон зазвонил, что слегка выбило Тоби из колеи. Это оказалась Джоани – ее краснеющее смущенным румянцем фото на пропуск возникло на экране внутрибольничного приложения для вызовов. Оно вытеснило фотографию персональной тренерши в бикини, совершенно спутав информационные контуры в мозгу Тоби, уже настроенные на сексуальный лад.

– В отделении неотложной помощи пациентка без сознания, нас вызвали на консультацию.

– Хорошо, я буду через двадцать минут. На меня сегодня утром неожиданно свалили детей.

Он прервал контакт и увидел, что пришла эсэмэска. Она оказалась от Тэсс.

Сегодня вечером как договорились?

Ему страшно не хотелось бросать детей одних, особенно вечером пятницы. Но сильней этого нежелания была ненависть к Рэйчел. Выходные начинаются только завтра. А пошло оно все к черту, подумал он.

Конечно. Жду с нетерпением.

Честно, никто из нас не мог бы предугадать, как сложится жизнь у Тоби. Нам было по двадцать лет, когда мы познакомились в Израиле, во время учебы за границей по обмену. Мы еще не знали, что у неуверенности в себе есть градации: мы думали, что она у нас у всех максимально высока. Конечно, она принимала разные формы, но страдали мы все одинаково. Впрочем, мы верили, что в конце концов это пройдет. Но что касается конкретно Тоби, мы не знали, что детство, проведенное в теле толстого коротышки, сделало его неполноценным в собственных глазах – сначала в глазах его матери, потом в собственных, а потом, как самоисполняющееся пророчество, – в глазах всех остальных людей. Мы еще не знали, что он больше не будет расти – он где-то прочитал, что у юношей иногда бывает внезапный скачок роста в двадцать с небольшим лет. А главное, мы не знали, насколько тяжелую травму он получил, желая других и желая быть желанным для них, но не получая желаемого.

В вечер нашего знакомства, двадцать лет назад, Тоби сидел на полу в забегаловке-разводиловке для туристов под названием «Дварец (sic!) эликсира». Там подавали подогретое вино в бокалах с засахаренной кромкой – сейчас о таком и думать противно, но тогда это казалось нам потрясающей экзотикой. Играл Боб Марли – его CD был единственным, что имелся в забегаловке, но тогда мы этого еще не знали. Тоби сидел у стены, глядя налево, туда, где Сет охмурял одну из официанток. Сет был высокий, спортивный и с кудлатой стрижкой мажора. У Тоби волосы никогда бы не стали спускаться такими плавными волнами; если он их отращивал, они так и продолжали торчать вверх и в стороны. Он и Сет были свежеиспеченными соседями по общежитию. Они познакомились три дня назад и с тех пор каждый вечер ходили в разные забегаловки. И каждый вечер Тоби наблюдал подобную сцену. На второй раз он уже перестал спрашивать себя, что такое знакомство с новым соседом – колоссальное везение или худшее, что могло произойти с его самооценкой, и без того упавшей ниже плинтуса.

Официантка весь предыдущий час игнорировала Сета. Вероятно, она привыкла производить сокрушительное впечатление на только что прибывших американских студентов. Но Сет ей до сих пор не попадался. Он все время спрашивал ее, как переводится на иврит то или иное слово в английском меню. Ведь это же вопросы по делу, так почему она не отвечает? «Ну пожалуйста, – говорил он, – пожалуйста, пожалуйста, скажите. Я новичок в этой стране. Ну пожалуйста, мы ведь товарищи, камрады, компатриоты». Тоби смотрел, как официантка начинает тяготеть к Сету, словно прилив к Луне. Она постепенно оттаивала и склонялась поближе, читая слова, на которые он указывал, а потом глядя ему в лицо, когда он повторял за ней. Просто удивительно, как люди теплели к Сету – как женщины таяли перед Сетами мира сего. Тоби к тому времени проучился в университете два года – достаточно долго, чтобы понять: то, что творилось с ним в старших классах, не аномалия. Он понял, что обречен вечно играть роли второго плана при парнях вроде Сета. То ли дело было в его росте, то ли в его чувствах по поводу собственного роста, то ли ему в самом деле не хватало шарма, красоты и харизмы.

В тот день мы приехали на автобусе из Тель-Авива – я и Лори, моя соседка по квартире, рыжая девица с торчащими передними зубами (она была откуда-то из штата Миссури, но не из Сент-Луиса). То был первый и, кажется, единственный вечер в Израиле, когда мы с ней пошли развлекаться вместе. Мы сели на пол рядом с Тоби, и пока Лори осматривалась кругом, я наблюдала, как он наблюдает за Сетом, наблюдающим за официанткой. Дрочка по кругу, или наблюдение за наблюдателем в стиле телеканала National Geographic. Официантка уже сидела на полу рядом с Сетом. Я тоже сидела, но обхватив себя руками. Тоби повернулся к своему бокалу, чтобы отхлебнуть вина, и увидел, что я за ним слежу.

– Я думал, израильтян в армии учат приемам самообороны, – сказал он.

Он был родом из Лос-Анджелеса и изучал биологию в Принстоне. Происходил из семьи потомственных врачей и сам всегда хотел стать врачом. А я была из Бруклина, из семьи с кучей дочерей, которые должны были перейти из своих детских спален прямо в спальни к мужьям, без промежуточных остановок. Я жила с родителями и каждый день ездила на занятия в университет Нью-Йорка. Учеба по обмену в одобренной матерью стране была для меня единственным способом вырваться из дома. Мы с Тоби продолжали разговор, наблюдая, как Сет охмуряет официантку. Мы обсуждали его ходы на манер спортивных комментаторов. Обменявшись с Тоби буквально пятью словами, я уже понимала, что мы на одной волне. Мы пользовались одними и теми же приемами защиты: сарказмом, придирчивостью, броней начитанности, которая, как мы надеялись, подчеркивала, что мы умнее окружающих. Тоби мне понравился. Он даже мог бы мне понравиться в том самом смысле.

Но. Два часа спустя Лори объявила, что последний автобус на Тель-Авив уходит через пятнадцать минут. Тоби сказал, что проводит меня до остановки, и я начала вставать, и он тоже, но когда он закончил вставать, я еще продолжала: дюйм, другой, третий. Тоби привык быть маленького роста, а я не привыкла быть очень высокой. Во мне всего пять футов восемь дюймов[5], для девушки это высокий рост, но не великанский. Впрочем, смотря с кем рядом стоять. Я и так ненавидела собственное тело и не пережила бы, если бы мне пришлось постоянно выситься над своим парнем, а ведь именно так получилось бы с Тоби. Я не могла себе позволить быть крупнее мужчины – ни в постели, ни в кино, ни за обеденным столом, ни, если честно, даже по телефону. Я не хотела чувствовать себя огромной и неуклюжей, тысячефунтовой тушей; я не хотела мириться с этим каждый раз, как его рука полезет мне под рубашку. Я и без того уже страдала из-за собственной внешности. И я тут же выпалила: «Мне кажется, ты и эта девочка из нашего общежития, вы друг другу подойдете». Я это сказала то ли чтобы отразить его вроде бы возникший интерес ко мне, то ли чтобы как-то компенсировать то, что я немедленно сбросила его со счетов. Он сунул руки в карманы и улыбнулся одними губами. Мы вышли к автобусу и увидели, что в тени Сет целуется с официанткой. Мы оба притворились, что не видим, и стали говорить про учебу – чтобы даже призрак секса не начал реять между нами. Я не разбила сердце Тоби – он тоже меня не хотел, просто мы оба хотели кого-нибудь.