Я все отдам за тебя - Дениз Робинс

Но другого способа стать матерью я не видела. Я не раз заводила разговор об усыновлении, но Стив оставался непреклонен: или свой ребенок, или никакого. И если бы я написала Стиву и предложила взять ребенка Анны, на сто процентов уверена, что получила бы в ответ — «Нет».

К концу второго дня в шале я чувствовала себя словно выжатый лимон.

— Нам ни за что не удастся воплотить этот план в жизнь, — сказала я Анне. — Я, наверное, с ума сошла, раз предлагаю такие вещи. Давай забудем обо всем.

Но Анна уже загорелась и не собиралась отступать.

— Прошу тебя, Крис, милая моя, дорогая, родная моя, сделай это ради меня. Помоги мне начать новую жизнь без ярма на шее. И ради Стива, о нем подумай, если не хочешь подумать о себе. Ты же говоришь, что обожаешь его. Сделай это ради него. Он будет так счастлив!

Она знала, на какие кнопочки нажать. Стив был для меня всем, я на все ради него готова, но я даже представить себе не могла, какой груз взваливаю на свои плечи, как буду страдать и мучиться угрызениями совести, даже если все пройдет удачно.

Так прошел еще один день и еще одна ночь. Я то говорила «хорошо», то «не могу».

В конце концов я сказала «да», и у меня словно гора с плеч свалилась. Я успокоилась и вознамерилась во что бы то ни стало довести это дело до конца.

Анна была вне себя от радости, готова согласиться на любые условия.

Прежде всего я села и написала мужу письмо, чтобы отрезать все пути к отступлению. Первая большая ложь в нашей с ним жизни.

Чем больше я об этом думаю, тем больше себе удивляюсь. Как я решилась на это? Я же совершенно не склонна ни ко лжи, ни к обману. Думаю, в то время желание стать матерью и подарить Стиву ребенка затмило все остальное.

Мы с Анной дождаться не могли ответа Стива. Меня всю трясло, когда я вскрывала конверт из Адена, Анна заглядывала мне через плечо и все время повторяла:

— Ну, давай… Читай скорей… что он там пишет?

Стив отреагировал, как я и ожидала. Писал, что он безмерно счастлив, хоть и удивлен. Надо же, даже словечком не обмолвилась перед его отъездом! Но он меня понимает, не хотела его раньше времени обнадеживать, вдруг бы ничего не получилось. Вы только представьте себе, к апрелю у нас уже будет ребенок!

Как жаль, что мы не сможем быть вместе в такой момент! Но эта поездка в Гонконг очень важна для его карьеры, кроме того, отказаться он все равно не может. Если все пойдет как надо, его ждет повышение по службе.

Мосты сожжены. Первый этап пройден благополучно. Мы с Анной вздохнули с облегчением.

Бедный Стив! Ребенок еще не родился, а он уже так любил его, чувствовал себя отцом.

— Жребий брошен, — сказала я тогда.

Позднее, когда я опустилась с небес на землю, меня снова начали терзать ужасные сомнения. Я поступаю чудовищно по отношению к Стиву, чудовищно и несправедливо. Если правда когда-нибудь откроется, меня стоит заклеймить позором и сжечь на костре.

Но Анна не давала мне расслабиться и отступить. «Ничего, — заявляла она, — мы пройдем весь этот путь вместе и непременно справимся. Мы вместе родим этого ребенка. У меня будет прелестный мальчик, вот увидишь. Ты станешь им гордиться. Постарайся думать о нем как о своем собственном с этой минуты и навсегда!»

Так я и поступила. Заперла себя в камеру, заковала в кандалы и не могла уже выбраться на свободу. Иногда мне и не хотелось. Иногда я мучилась угрызениями совести. Но не сворачивала с намеченного пути. По большей части ради Стива.

Он начал писать мне чаще обычного, изливая на бумагу свое безмерное счастье и планы на будущее. Уже и имя придумал: мальчик обязательно Стивеном будет — так звали его отца и деда, если я согласна, конечно. А как девочку назовем? Элизабет, как его мать, или Молли, как мою? Или Кристина, как меня?

Одним словом, машина закрутилась.

Я оставила работу в Лондоне, перевезла все свои вещи в Кицбухел.

Мы с Анной вели себя очень разумно. Уволили горничную, которая убиралась в шале. Сидели вдвоем, вязали и шили для нашего малыша, слушали радио, говорили о прошлом… и о будущем. Анна вообще нигде не появлялась, за продуктами ходила только я. Никто меня на этом горнолыжном курорте не знал. Всем было все равно.

Чем дальше, тем больше. Я начала чувствовать себя, словно сама была на сносях. Клала руку на живот Анны и слушала, как лягается наш со Стивом малыш. Анна вся светилась, никакой вины за собой не ощущала. Я только одного боялась — как бы Стив внезапно не вернулся. Господи, что за опасную игру мы затеяли!

Но ничего страшного не случилось. Стив говорил, что дела на Дальнем Востоке требуют большого внимания, и на Среднем Востоке, и во всем мире тоже. Потом пришли и вовсе чудесные новости: его срочно переводят в Австралию, так что раньше августа он вряд ли появится. Все шло как нельзя лучше. К тому времени мы с малышом уже в Лондоне будем.

Я рыдала над полными любви письмами, стыд жег меня изнутри, но было уже поздно. И писала в ответ то, чего он ждал от меня, повторяла, как жду рождения малыша (хоть это было правдой!).

Мы с Анной здорово ладили. Ближе к концу срока Анна стала нервной, цеплялась за меня, искала моей поддержки, ужасно боялась умереть при родах. Я поддерживала ее, разгоняла страхи и волнения. Юный доктор, который время от времени навещал Анну, предлагал родить в клинике, но уверял, что все должно пройти без осложнений. Насколько он понимает, Анна родит без проблем, и он только рад стать ее акушером, а из меня выйдет превосходная повивальная бабка.

Странно, но до родов Анна редко вспоминала Руди, но как только начались схватки — в середине ночи 28 марта, именно его имя она выкрикивала в самые тяжелые минуты. Она плохо переносила боль, и я все время думала, как бы я была рада оказаться на ее месте. Если бы я только могла произвести на свет собственного ребенка!

Я позвонила доктору. По приезде он сообщил нам, что до утра Анна вряд ли родит, и предложил прислать акушерку. Мы не стали отказываться. Какая разница, ведь эта женщина видит нас в первый и последний раз и никогда не узнает, что случится с новорожденным.

Именно акушерка — эта милая сильная молодая женщина — бросила в нас настоящую бомбу.

— Насколько я поняла со слов герра доктора, ваша подруга не посещала клинику и не делала УЗИ, но мой опыт говорит мне, что у нее двойня, — заявила она.

У Анны глаза на лоб от ужаса полезли.

— Двойня! — воскликнула она. — Ach, lieber Gott! [1]

Двойня! Такого мы даже предположить не могли. По правде говоря, мне показалось, что в последние недели Анна раздулась до невероятных размеров, но доктор ошибся в диагнозе. Сказал, что такое бывает, просто много вод. И двух сердец он не слышал.

— Наверное, они очень маленькие и лежат так, что герру доктору трудно было судить, — заключила она, не проявляя особого уважения к теоретической медицине.