О любви - Стендаль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чтобы убедиться в этом, проследите судьбу великих немецких философов, бессмертие которых, провозглашавшееся столько раз, никогда не длилось больше тридцати или сорока лет.
Мы не можем отдать себе отчета в причине наших чувств, и оттого самые разумные люди фанатичны в музыке.
Нелегко доказать себе свою правоту пред лицом какого-нибудь спорщика.
Глава VII
О различиях между зарождением любви у обоих полов
Женщин привязывают их же собственные милости. Так как девятнадцать двадцатых их обычных мечтаний относятся к области любви, то после наступления близости мечтания эти бывают сосредоточены вокруг одного-единственного предмета; они ставят себе целью оправдать шаг столь необыкновенный, столь решительный, столь противоречащий всем привычкам стыдливости. Такого занятия для мужчин не существует; затем женское воображение разбирает на досуге подробности этих восхитительных минут.
Так как любовь заставляет сомневаться в вещах вполне доказанных, та самая женщина, которая до близости была вполне уверена, что ее возлюбленный выше пошлых побуждений, начинает бояться, что он лишь стремился увеличить еще одним именем список своих побед, как только она убеждается, что ей уже не в чем отказать ему.
Лишь тогда появляется вторая кристаллизация, которая гораздо сильнее первой, так как ее сопровождают опасения[12].
Женщине кажется, что она из королевы превратилась в рабыню. Это душевное и умственное состояние поддерживается нервным опьянением, которое вызывается удовольствиями, тем более ощутительными, чем более они редки. Наконец, женщина, сидя за вышивкой – работой бессмысленной и занимающей только руки, – думает о возлюбленном, в то время как он, мчась галопом по равнине со своим эскадроном, подвергается аресту, когда по его вине совершается неправильный маневр.
Итак, я склонен думать, что вторая кристаллизация гораздо сильнее у женщин потому, что опасения у них живее: гордость и честь задеты; рассеяться им во всяком случае труднее.
Женщиной не может руководить привычка к рассудительности, которую я, мужчина, поневоле приобретаю за своим письменным столом, работая по шесть часов ежедневно над холодными и рассудительными вещами. Даже помимо любви они склонны предаваться собственному воображению и привычной экзальтации: забвение недостатков в предмете любви должно происходить у них быстрее.
Женщины предпочитают чувства разуму; это очень просто: так как в силу наших глупых обычаев на них не возлагается в семье никакого дела, разум никогда не бывает им полезен, и они никогда не убеждаются в его пригодности для чего-либо.
Напротив, он всегда вреден им, так как выступает на сцену только для того, чтобы пожурить их за вчерашнее наслаждение или повелеть им не наслаждаться завтра.
Поручите вашей жене вести дела с фермерами двух ваших имений; держу пари, что счетные книги ваши будут в большем порядке, чем при вас, и тогда, жалкий деспот, вы приобретете по крайней мере право жаловаться, если уж вы неспособны вызвать к себе любовь. Как только женщины пускаются в рассуждения общего характера, они предаются любви, не замечая этого. Для них становится вопросом тщеславия быть в мелочах строже и точнее мужчин. Половина мелкой торговли доверена женщинам, которые справляются с нею лучше, чем их мужья. Общеизвестна истина, что, говоря с ними о делах, никогда не рискуешь показаться слишком серьезным.
Все это потому, что они всегда и всюду жаждут чувства: вспомните развлечения на похоронах в Шотландии.
Глава VIII
This was her Favoured fairy realm,
and here she erected her aerial palaces.
Lammermoor. I, 70[13].Восемнадцатилетняя девушка не обладает достаточными средствами для кристаллизации; она испытывает желания, слишком ограниченные ее малым жизненным опытом, чтобы быть в состоянии любить с такой же страстью, как женщина двадцати восьми лет.
Сегодня вечером я изложил эту теорию одной умной женщине, утверждающей противное. «Так как воображение молодой девушки не охлаждено никаким неприятным опытом, огонь ранней юности – в полном разгаре; вот отчего возможно, что она создаст восхитительный образ из первого попавшегося человека. Встречая своего возлюбленного, она неизменно будет наслаждаться не тем, что он представляет собою на самом деле, а прелестным образом, созданным ею самой.
Позже, когда она разочаруется в этом возлюбленном и во всех мужчинах, опыт печальной действительности уменьшит в ней способность к кристаллизации, недоверие подрежет крылья воображению. Какой бы мужчина ни повстречался ей, хотя бы самый значительный, она уже не будет в состоянии создать столь увлекательный образ; следовательно, она не будет в состоянии любить с пылом первой юности. И так как в любви мы наслаждаемся лишь иллюзией, порождаемой нами самими, никогда образ, созданный ею в двадцать восемь лет, не будет иметь блеска и величия того образа, на котором зиждилась первая любовь в шестнадцать лет, и вторая любовь неизбежно покажется более низкой по качеству».
«Нет, сударыня, присутствие недоверия, которого не было в шестнадцать лет, есть, очевидно, то, что должно придать иную окраску этой второй любви. В первой молодости любовь подобна огромному потоку, увлекающему все на своем пути; чувствуешь, что ему невозможно противиться. А в двадцать восемь лет нежная душа уже познала себя; она знает, что если ей суждено еще счастье в жизни, то искать его нужно в любви; в бедном встревоженном сердце начинается страшная борьба между любовью и недоверием. Кристаллизация подвигается медленно; но если ей удается выйти победительницей из страшного испытания, во время которого все движения души совершаются пред лицом самой ужасной опасности, она в тысячу раз ярче и прочнее, чем кристаллизация в шестнадцать лет, когда в силу преимуществ возраста все сводилось к веселью и счастью.
Итак, любовь должна быть менее радостной и более страстной»[14].
Этот разговор (Болонья, 9 марта 1820 года), опровергающий пункт, казавшийся мне таким ясным, заставляет меня все больше думать, что мужчина не может сказать почти ничего дельного о том, что происходит в сердце нежной женщины; другое дело – кокетка: чувственность и тщеславие присущи и нам.
Несходство между рождением любви у обоих полов происходит, должно быть, от различного характера надежды у них. Один нападает, а другой защищается; один просит, а другой отказывает; один смел, другой очень робок.
Мужчина думает: «Сумею ли я ей понравиться? Захочет ли она полюбить меня?»
Женщина: «Не играет ли он мною, говоря, что любит меня? Положительный ли у него характер? Может ли он поручиться за продолжительность своих чувств?» Вот почему многие женщины смотрят на молодого человека двадцати трех лет как на ребенка и обращаются с ним как с ребенком; стоит ему проделать шесть походов – и все меняется: это новый герой.
У мужчины надежда зависит просто от поступков любимой женщины: нет ничего легче для истолкования. У женщин надежда должна быть основана на моральных соображениях, с большим трудом поддающихся правильной оценке. Большинство мужчин просят доказательств любви, которые, по их мнению, рассеивают все