Сундучок, в котором что-то стучит - Василий Аксенов

— Ничего удивительного, — мягко улыбнулся капитанРикошетников. — Учтите особенности сегодняшнего вечера, вернее, ночи:освещение, контакты с тайной, шутка дружищи Эдуарда, присутствие Вертопраховой…

— Переходный возраст, — резюмировала Наташа, и наэтом спор закончился.

…В глубоком раздумье вот уже битый час бродил СтратофонтовГеннадий по улицам пустынным острова Крестовский. Разумеется, он не заставилсвоих родителей волноваться, а из первого же телефона-автомата позвонил домой ипредупредил домашних, что не скоро вернется. У домашних, надо сказать, хватилотакта не задавать лишних вопросов. Особенностью маленькой, но дружной семьибыло сильно развитое чувство такта, которое украсило бы любой коллектив.

Геннадий, честно говоря, и сам не понимал причин столь яркойэмоциональной вспышки и последующего прыжка из окна бельэтажа на панель. Ведьясно же и слепому, и глухому, и глупому, что вовсе не стремлениепродемонстрировать Наташке Вертопраховой свою профессиональную парашютнуюподготовку толкнуло мальчика на подоконник. Ясно, что и не обида на доброгодруга папу и его милый юмор толкнула Гену на подоконник.

«Должно быть, это шуточки переходного возраста», — стревогой подумал было пионер, но тут же отбросил эту банальную мысль. Другоезанимало его ум в часы блуждания по острову Крестовский. Лист ватмана,скатанный в тонкий рулон, который держал он в своей руке. Тайна, приплывшая наберега Невы из просторов Мирового океана. Обрывки тайны, как единичные галеоныВеликой Армады, которую разметал спасительный для Британии ураган. Единичныегалеоны «ундучок», «ором», «афия», «ринин», скрипя разболтанными реями,мохнатясь обрывками парусов, вползали в крохотную бухточку гребного клуба«Динамо». Впрочем, даже не сама тайна, не тайна как самоцель, волновала ленинградскогопионера. Отчетливый призыв «Спасите!» — вот что волновало его. Стремлениенемедленно идти на помощь любому, кто в его помощи нуждается, было развито умальчика до высшей степени. Помочь! Спасти! Немедленно! Вперед! Без страха! Безупрека!

Кто же сквозь тысячи километров, над материками и облачнымиполями, послал ему сюда, в Ленинград, призыв о помощи? Кто и почему именно ему?Друзья-патриоты с Больших Эмпиреев? Однако, по недавним сообщениям газет,обстановка на архипелаге сейчас вполне спокойная, и независимость малой нацииразвивается на достойных демократических началах. К тому же эмпирейцы сейчасстали не так уж наивны: они не могут предполагать, что ленинградский школьник вгорячие весенние денечки может бросить все свои дела и примчаться в Южноеполушарие. Ведь теперь, после победы над черными силами мафии, они имеютнекоторое понятие о географии нашей планеты. И, кроме всего прочего, им нетникакой нужды посылать в эфир смутные сигналы: они замечательно научилисьпользоваться международным телефоном.

— Мафия. География. Мафия. География… — бормоталГена, приближаясь к воротам Приморского Парка Победы и глядя на пышные кустысирени, тревожно кипящие под порывами балтийского ветра.

Что привело его сюда, на морскую окраину города? Он сам себене отдавал в этом отчета, но его просто потянуло поближе к морю. Должно быть,наследственные гены Стратофонтовых всегда тянули Гену Стратофонтова поближе кморю в периоды раздумий и тревог.

— Мафия и География, — вдруг громко произнес он иостановился в задумчивости. — Афия! — вскричал он. — Ведь этослово есть в радиограмме! Галеон «Афия»! Быть может, в радиограмме есть призывк спасению от происков мафии? Эврика! Эврика!

— Простите, вы что-то нашли? — спросил неподалекувежливый немолодой голос.

Геннадий обернулся и увидел юношу в кожаной курточке и встранных брюках с подобием крыльев на бедрах. Сначала он удивился, почему уэтого юноши такие странные брюки и почему такой немолодой голос, а потом,приглядевшись, увидел, что это вовсе и не юноша, а старик. Да, это именностарик обратился к нему в легком сумраке белой ночи, но у этого старика былаюношеская фигура и поблескивающие юношеским любопытством глаза. Это былпоистине старик-юноша: вот к какому выводу пришел Геннадий.

— Здравствуйте, — вежливо поклонилсяГеннадий. — Кажется, вас удивил мой возглас «эврика»?

— Признаться, удивил, — улыбнулся юноша-старикили, вернее, старик-юноша.

Он стоял возле низкого сарайчика, сбитого из листов жести,похожего на импровизированные гаражи, которые мы часто можем видеть на окраинахжилых кварталов, но несравненно более широкого, чем это требовалось дляобыкновенного автомобиля. В руках у старика был ключ, похожий на большойдревний ключ от города Костромы, который когда-то Геннадий видел потелевидению. Геннадий приблизился. Что-то в лице старика, в выражении его глазрасполагало к откровенности, и мальчик тихо сказал:

— Видите ли, мне показалось, что я нащупал ключ ктайне.

— Ах, вот как! — воскликнул старик. — В такомслучае мне остается вас только поздравить!

Они, улыбаясь, смотрели друг на друга и чувствовалинарастающую симпатию друг к другу. Так бывает: люди, родственные по духуугадывают друг друга, и только смущение мешает им сразу же сблизиться. Генеочень хотелось рассказать старику свою тайну, но он смущался. Старику хотелосьчрезвычайно эту тайну узнать, принять в ней участие, вникнуть, помочь, но и онсмущался. Все же он решился пошутить для разведки.

— У вас ключ от тайны, а у меня всего лишь от этогоангара. — И он показал Геннадию средневековый ключ и кивнул на сооружениеиз жести.

— От ангара? — удивился Гена.

— Так точно, — подтвердил старик. — Передвами самолетный ангар. Хотите взглянуть?

Он вставил ключ прямо в замок и повернул. Послышались первыетакты старинной песни «Взвейтесь соколы орлами», и дверь открылась. Стариквключил свет, и Гена увидел в ангаре аэроплан. Именно аэроплан, а не самолет —и даже не аэроплан, а летательный аппарат, как говорили в России на зареавиации. Аппарат этот уже описан в нашей повести, и повторяться сейчас нерезон. Скажем лишь, что старик-юноша радостно улыбнулся при виде того, какглаза таинственного мальчика (а Гена представлялся ему именно таинственныммальчиком) загорелись великим и могучим чувством — любопытством, темчувством, которое, возможно, направляло всю жизнь этого старика. Может быть,вид Гены Стратофонтова напомнил старику его собственное отрочество.

— Как?! — вскричал мальчик, бросился было каэроплану, но тут вмешались воспитание и врожденное чувство такта. Он сдержалсвой порыв и представился: — Простите, мы не знакомы. Мое имя СтратофонтовГеннадий.

— Как?! — вскричал при этом имени старик. —Уж не брат ли вы Митеньки Стратофонтова, с которым мы в Ораниенбауме впятнадцатом году отрабатывали буксировку планера?