Девять жизней - Елена Шолохова

Мама сегодня работала допоздна, так что он мог вволю наиграться своим чудесным подарком. Правда, уроки всё равно пришлось готовить: часы, конечно магические, но хоть сто раз останавливай время, домашнее задание само собой не сделается. А на кухонном столе Ромка нашёл записку от мамы, в которой она просила вынести мусор и сходить за хлебом. К записке прилагалось шесть рублей мелочью.

Ромка вынес мусор и забежал в булочную. Очевидно, завоз был совсем недавно, потому что в воздухе умопомрачительно пахло сдобой. Особенно манили своим ароматом булочки, свежие, румяные, покрытые сливочной глазурью. Ромка сглотнул набежавшую слюну, не в силах оторвать взгляда от лакомства. Раньше мать, бывало, покупала сладости к чаю, но и то изредка. Теперь же, когда разразился дефолт и цены резко подскочили, о всяких вкусностях осталось только мечтать. У них и впрямь второй день и на обед и на ужин каша без ничего.

Ромка пожирал глазами булочки, теребя в кармане монеты, которых хватало только на хлеб. Рука невольно коснулась рельефной крышечки часов, пальцы почти непроизвольно огладили корпус и, нащупав крохотную кнопку, нажали…

В ту же секунду в магазине воцарилась тишина, нарушаемая лишь еле слышным мерным тиканьем. Продавщица и покупатели застыли, словно манекены. Ещё какой-то миг Ромка лихорадочно соображал, затем порывисто схватил булочку и выбежал из магазина.

Съел только дома, раньше не решился. Да и не съел – проглотил. А потом чуть сквозь землю от стыда не провалился. Ему казалось, что об этом обязательно все узнают. Начнут обзывать вором. Опозорят.

«Больше я так никогда не поступлю!» – успокаивал себя Ромка. И вроде совесть, что терзала его до самого вечера, вняла его заверениям и постепенно притихла. Часы он за весь оставшийся день так больше и не достал – уж больно напоминали они о его неблаговидном поступке. Но в булочную пришлось идти снова, хоть и умирал от страха: хлеба-то он так и не купил.

Галина Фёдоровна пришла с работы позже обычного. Ромка даже беспокоиться начал. Хотя в последние дни стал подмечать за собой, что ему нравится оставаться дома одному – никто не пилит, не стоит над душой, требуя то одного, то другого, не жалуется на тяготы жизни. Однако сам же себя и укорял: нельзя так! Ведь это мама!

А мама от усталости выглядела больной и какой-то враз постаревшей. Как будто все краски схлынули с лица.

– Не знаю, Ромка, как теперь будем… О чём они там вообще думают? Что с народом творят? – Она кивнула вверх, и Ромка понял – речь о правительстве. Мать последнее время только об этом и говорит. – Директор сказал, что нет денег. Зарплату платить нечем. Мы ему: а на что жить-то? А этот только руками разводит, мол, он тут ни при чём. Просто ужас какой-то! Мы и так получали мало, а с теперешними ценами – это вообще жалкие крохи. Так ведь и их не дают.

Мама вдруг всхлипнула, а потом и вовсе разрыдалась. Ромка впервые видел её слёзы, и от потрясения не мог вымолвить ни слова, лишь беспомощно смотрел на вздрагивающие сутулые плечи, на тёмные с проседью волосы, собранные в хвост, на руки, закрывающие лицо.

Спать пошёл в растрёпанных чувствах. От бессилия самому хоть плачь.

А утро выдалось пасмурным. Небо свинцовым полотном нависло над городом. Холодный порывистый ветер так и норовил забраться за воротник. Но физруку, как оказалось, плохая погода не помеха. У него запланированы занятия на стадионе, значит, там они и будут проходить. Хорошо ещё, что к третьему уроку немного потеплело, но всё равно было довольно зябко.

– Двигайтесь! Активнее! Ещё один круг! Нечаев, не отставай! – командовал Сергей Петрович, демонстрируя ученикам, как он, в одной футболке, безразличен к прохладе и ветру.

К счастью, вскоре начался дождь, да ещё и припустил как следует, так что физрук, ограничившись лишь пробежкой по стадиону, повёл всех в спортзал, где позволил оставшиеся двадцать минут доигрывать в баскетбол. Ромка играть не хотел и не умел, но Сергей Петрович взглянул на него так, что стало ясно – отсидеться не выйдет. Толку от Ромки на площадке не было никакого, все эти обводы и пивоты[17] казались ему чем-то немыслимым, а мяча он вообще боялся. Так что он лишь изображал какую-никакую активность да старался двигаться так, чтобы сильно игре не мешать. Однако в какой-то момент мяч сам угодил ему в руки, Костя и другие враз закричали так, что их голоса слились в непонятный гул. Ромка растерялся, пробежал по инерции шага три, и тут Стас Щеглов завопил: «Пробежка!» Мяч у Ромки отняли, а кто-то ещё и подзатыльник ему отвесил.

В раздевалке, после урока, пацаны, с которыми Ромка был в одной команде, шпыняли его за промах:

– Блин, всю игру испортил! Мы впереди были по очкам и, если бы не ты…

– Ты чего затормозил-то? Что, пасануть не мог? Куда ты с ним помчался?

– Вот поэтому мы Нечаева и не взяли к себе, – усмехнулся Щеглов.

Ромка, красный от стыда, не мог и слова сказать в оправдание. Ведь правы они – нарушил правило, подвёл ребят, команда проиграла из-за него.

– Тоже мне, Майкл Джордан[18], – вмешался Костя, смерив Щеглова взглядом. – Можно подумать, с тобой все так и рвутся играть в одной команде. И вы тоже, чего разворчались? Не корову же проиграли.

Ромку затопила волна безграничной благодарности Косте, но жгучий стыд никуда не делся. Оттого весь день настроение было хуже некуда. Да ещё, как выяснилось позже, Ромка где-то посеял тридцать рублей, что мать дала на молоко и завтрашний обед.

Обнаружил пропажу уже в гастрономе, отстояв почти всю очередь. Ромка судорожно обшарил карманы, сумку с учебниками – денег не было. «Наверное, на физкультуре выпали», – подумал он с тоской. И уж было собрался вернуть пакет с молоком и извиниться перед кассиром, как вспомнил заплаканное лицо матери. Что он ей скажет? Потерял деньги? Она и так трясётся теперь над каждым рублём. И снова видеть её слёзы? Ромка быстро, отчаянно, будто боясь передумать, вдавил кнопочку на часах, и время замерло. Схватив молоко, он пулей выбежал из гастронома.

Странно, но на этот раз стыда почти не было. Скорее, наоборот, Ромка чувствовал какой-то задор, точно рискнул и выиграл. А победителей не судят. Даже гнетущее чувство, которое он испытывал после позора на физкультуре, ослабло. А за ужином, черпая ложкой гороховую кашу, вдруг подумал, что можно было бы прихватить не только молоко, но и колбасу, и те же булочки, и конфеты – да что угодно. Наелись бы досыта.

На другой день сразу после школы Ромка прямиком направился в уже знакомый гастроном. Однако, покрутившись по небольшому залу, решил, что рядом с домом промышлять не стоит – мало ли.

В трёх остановках, Ромка знал, был ещё один магазин. Туда он и пошёл, но по пути ему встретилась столовая. Живот тут же предательски заурчал, желудок подвело. Ведь Ромка сегодня остался без обеда: деньги-то потерял. Да и какой там обед на десять рублей? Стакан чая и коржик. Но всё равно хоть что-то, а так в животе совсем уж пусто и тоскливо. Ноги сами завернули в столовую. И пусть в карманах ни рубля, но есть же часы!