Украденное сердце - Властелина Богатова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не оборотень ли? – спросила Зарислава, а у самой холодок побежал по спине.
Слыхивала она, что жил в лесах народ племени древнего, умели они в животных разных перекидываться, кто волком, кто медведем.
– Не знаю, дочка. Не могу ответ точный дать. Защита на том человеке. Так что гляди внимательней. Коли колдун почует силу, попытается отнять её.
Зарислава опустила взгляд и зачерпнула каши, впрочем, есть ей уже и перехотелось.
Волхва поднялась со своего места, пошарила по верхней полке, сняла короб деревянный, открыла, извлекла небольшую резную деревянную фигурку, вложила в руки дочери, заглянула в глаза, проговорила вкрадчиво:
– Пусть оберегает тебя от чёрного глаза и беды. Носи его всюду.
На ладонях Зариславы лежал деревянный потёртый временем Бог Чур. Тот самый, который передавался из рода в род по женской стороне. Травница сжала его, к груди поднесла.
– Всё сделаю, как говоришь.
– А я буду молить Богиню беречь тебя.
Зарислава, дабы не тянуть время – всё меньше нравилось ей согласие помочь княжне, поднялась, подхватила вещи. Вместе с волхвой вышли на порог. Здесь травница повернулась к матушке.
– Не провожай меня дальше, – попросила она.
Ветрия обхватила её лицо тонкими пальцами, поцеловала в лоб, осенила перуницей.
– Ступай, Боги в помощь тебе.
Зарислава кивнула, долго вглядываясь в лазоревые глаза матушки. Никогда она не расставалась с ней так надолго. Отступила, развернулась и зашагала к калитке, но, оказавшись за частоколом, ощутила, как дрожь пробрала её. Как хотела она стать жрицей, а теперь, когда предстоит ей дальний путь в одиночестве, так и засаднило в груди. Тоска нашла, девице захотелось вернуться в избу, лечь на лежанку и накрыться одеялом да слушать, как тихо поёт матушка у веретена под лучиной. А с первым петухом проснуться и заняться делами обыденными.
Покинув порог, Зарислава пошла вниз к чёрной гряде леса. Всё, что происходило с ней, сном казалось.
"Теперь поскорей бы вернуться…"
– Отойди, я хочу видеть отца, – прошипел Данияр, когда перед мутным взором расступилась челядь и откуда ни возьмись возник дядька.
На бледном лице Марибора проявилась твёрдая суровость. Он смерил княжича ледяным взглядом, к которому Данияр, наверное, никогда не привыкнет, вынудил невольно ощетиниться. Марибор своей внушительной фигурой закрыл весь дверной проём, но для Данияра это не стало каким-либо препятствием, именно сейчас, когда он едва стоял на ногах, и от усилия пот катился с висков по скулам, он чуял беду, что взяла его за душу ещё утром.
– Тебе не нужно сейчас к нему, ты слишком слаб, – промолвил бастард.
– Уйди с дороги, – потребовал Данияр, сузив гневно глаза.
Сколько помнил Данияр, отец не жаловал Марибора. Потому княжич никогда не интересовался им. Дядька стал показываться в теремных хоромах с недавних пор, как начались набеги степняков. Толку от его присутствия было мало, только и мозолил глаза. Когда Горислава ранили душегубы, так и вовсе переселился в княжеские чертоги, под бок отцу. С чего вдруг начал заявлять о себе своим присутствием и за столом в трапезной появляться, на сбор старейших приходить? Раньше носа не казал, считал выше своего достоинства разделять братину с другими, а теперь только его и видно. А быть может, потому, что Марибор всё время держался подле Вагнары, он стал так раздражать племянника?
Марибор устало выдохнул и снисходительно посмотрел на княжича, будто на непоседливого отрока. Данияр мгновенно вспыхнул, но не успел и рта раскрыть, и слова сказать, дядька опередил.
– Он умер.
Данияра будто копьём прошибли. Стены покачнулись, гнев схлынул, толкнув его к пропасти. Внутри надсадно защемило.
– Как, умер? – выдохнул княжич, и неверие застыло на его лице.
Ещё вчера он справлялся о здоровье Горислава, Марибор уверял его, что тот шёл на поправку.
– Прочь, – выдавил Данияр, более уже не ручаясь за себя.
Дядька сжал зубы, поиграл желваками, но всё же от двери отступил.
Толкнув створку, Данияр шагнул через порог в темень чертога.
В лицо пахнул тяжёлый дух воска и масел. Когда глаза привыкли к полумраку, Данияр различил в тусклом дневном свете лежащего Горислава, застывшего и бледного…
Наволод, который сидел подле князя, поднял голову. Ничего хорошего княжич в его взгляде не увидел.
Данияра пробила дрожь, он качнулся и, не дожидаясь разъяснений волхва, спешно прошёл к отцу. Глаза Горислава были прикрыты, волосы с проседью рассыпаны по подушке. Отец был в самом рассвете сил, однако за последнюю седмицу, что боролся он со смертью и отравой в своей крови, голова его побелела. Сильный и могучий князь Горислав лежал, что изваяние божества, строго и неподвижно. Теперь острые черты лица его разгладились, ушло то напряжение, которое было присуще ему в жизни: расслаблена твёрдая челюсть, уста смягчились, расправилась глубокая морщина меж густых бровей. Весь его вид выказывал спокойствие и умиротворение. Данияр не узнавал отца, будто не он лежал перед ним.
– Князь ждал тебя, – отозвался старец.
– Когда же он…? – Данияр сглотнул подступивший ком.
– На заре… – отозвался Наволод.
«На заре…» – княжич опустил глаза, нахмурился. А он спал всё это время. Досада сжала в тиски его душу, обожгла.
Оправившись от первого потрясения, Данияр поднял глаза на волхва. Наволод выглядел уставшим, косматые волосы спадали по плечам его, одет старик был как отшельник – рубаха длинная висела на нём мешком, подвязанная верёвкой, на шее горсть оберегов из дерева и железа. Верно собственный вид давно перестал занимать волхва, всё боролся он с духами злыми за жизнь князя, да не вытянул его из мрака.
– Ты же знал, почему не пробудил? Намёка не дал загодя, что отец…
Данияр осёкся, упрямо мотнул головой. Он же сам помышлял, что отец не выкарабкается, что заберёт его Навь.
Серые с поволокой глаза мудреца стали ещё пасмурней.
– Будил я тебя, княже… но вижу, ты запамятовал.
Данияра будто плетью огрели. Смешалось в нём смятение и удивление.
– Был я нынче у тебя… Ты было поднялся. Разговаривал со мной… – разъяснил неторопливо волхв, уводя от юноши мутный взор.
Княжич, не веря словам волхва, смотрел на него в упор. Сколько бы ни силился, а не мог этого вспомнить. Только то, что тяжёлый камень, который давил на него долгое время, спал с груди.
– Что со мной, Наволод? – обречённо спросил он.
– Ничего, княжич, – сощурил старик глаза. – Вагнару домой отправь, и тогда оправишься.
Жар всплеснул внутри – и чего они все привязались к Вагнаре, будто дорогу всем перешла? Глянув на отца, Данияр охладел.