Только звери - Джеральд Даррелл

ожили. Вскочив с подушек, все три подбежали к маме, подняли свои чадры и с великим благоговением принялись целовать ее руки.

— Сколько можно меня целовать, — выдохнула мама. — Джерри, скажи им, что это совершенно излишне.

Между тем турок, возвратив своих жен на подушки, снова повернулся к маме. Могучей рукой обнял ее за плечи, отчего она жалобно вскрикнула, и вскинул другую руку вверх в ораторском жесте.

— Разве мог я подумать, — рокотал он, созерцая мамино лицо, — разве мог я подумать, что когда-нибудь удостоюсь чести познакомиться с матушкой моего Миндального цветка!

— Что он говорит? — беспокойно допытывалась мама, заключенная в медвежьих объятиях турка.

Я перевел.

— Миндальный цветок? О чем он толкует? Этот человек ненормальный.

Я объяснил, что турецкий гость явно очарован нашей Марго и называет ее таким именем. Мои слова подтвердили самые худшие опасения мамы относительно намерений турка.

— Миндальный цветок — надо же! — негодующе молвила она. — Ну пусть только придет домой, я ей покажу Миндальный цветок!

В эту самую минуту, освеженная морским купанием, в гостиную вошла Марго в облегающем купальнике.

— О-о-о-о! — радостно воскликнула она. — Мустафа! И Лена, и Мария, и Телина! Вот чудесно!

Бросившись к Марго, турок почтительно поцеловал ее руки, а его жены окружили их обоих, выражая свой восторг приглушенными звуками.

— Мама, это Мустафа, — сообщила Марго, сияя всем лицом.

— Мы уже познакомились, — сурово отозвалась мама. — И он испортил мое новое платье, вернее, его барашек испортил. Ступай и оденься.

— Его барашек? — озадаченно сказала Марго. — Какой барашек?

— Барашек, которого он привез для своего Миндального цветка, как он тебя называет, — укоризненно ответила мама.

— Да это просто прозвище такое, — зарделась Марго. — Он вовсе не подразумевает ничего дурного.

— Знаю я этих старых развратников, — зловеще произнесла мама. — Право же, Марго, тебе следовало быть умнее.

Престарелый турок с блаженной улыбкой слушал этот диалог, переводя свои искрящиеся глаза с одного лица на другое; я же, чувствуя, что мои переводческие способности будут исчерпаны, если мама и Марго затеят спор, отворил двери столовой и впустил барашка. Он смело вошел горделивой походкой, кудрявый и черный, как грозовая туча.

— Как ты можешь! — воскликнула Марго. — Как ты смеешь оскорблять моих друзей! Никакой он не старый развратник, более порядочного старика надо поискать.

— Мне нет дела до его порядочности. — Терпению мамы пришел конец. — Ему нельзя оставаться у нас со всеми его… его… женщинами. Я не намерена кормить целый гарем.

— Великая радость слушать разговор матери и дочери, — сообщил мне турок. — Их голоса звучат, как овечьи колокольчики.

— Ты гадкая! — говорила Марго. — Гадкая! Хочешь совсем лишить меня друзей. У тебя ограниченные, мещанские взгляды!

— Разве это мещанство — быть против троеженства? — возмутилась мама.

— Это напоминает мне, — глаза турка увлажнились, — пение соловья в родной долине.

— Он не виноват, что он турок! — пронзительно кричала Марго. — Не виноват, что ему положено иметь трех жен!

— Всякий мужчина может избежать троеженства, если по-настоящему захочет, — твердо возразила мама.

— Я так понимаю, — доверительно обратился ко мне турецкий гость, — что Миндальный цветок рассказывает матушке, как весело нам было в моей долине, верно?

— Ты вечно давишь на меня, — хныкала Марго. — Что я ни сделаю, все не так.

— Беда как раз в том, что я даю тебе слишком много воли, — ответила мама. — Отпускаю тебя на несколько дней, а ты возвращаешься с этим… этим… старым распутником и его баядерами.

— Вот-вот, то самое, о чем я говорю: ты угнетаешь меня, — торжествующе произнесла Марго. — Я должна получать особое разрешение, чтобы пригласить турка.

— Ах, как бы я хотел привезти их обеих в мою родную деревню, — сказал турок, лаская взглядом мать и дочь. — Вот бы мы повеселились… танцы, песни, вино…

Барашек явно был разочарован тем, что на него не обращают внимания. Он уже попрыгал немного, по-своему украсил пол, выполнил два безупречных пируэта, но никто не оценил по достоинству его искусство. И, наклонив голову, он пошел в атаку на маму. Атака была проведена блестяще, говорю об этом со знанием дела, ибо во время моих экспедиций в ближайших оливковых рощах я частенько встречал бойких и дерзких барашков и, к взаимному удовольствию, исполнял роль матадора в корриде, где собственная рубашка заменяла мне плащ. Отнюдь не одобряя исход, я должен был признать саму атаку превосходной и тщательно продуманной. Вся мощь удара костистой головы и жилистой туши пришлась точно под мамины коленки сзади. Подброшенная в воздух, словно из пушки, мама опустилась на весьма жесткий диван, где и осталась лежать, судорожно глотая воздух. Потрясенный тем, что наделал его подарок, турок подбежал к дивану и стал перед мамой, широко расставив руки для отражения новой атаки. А она явно назревала, потому что барашек, чрезвычайно довольный собой, отступив в дальний угол, упруго подскакивал там — совсем как боксер, разминающийся на ринге.

— Мама, мама, ты цела? — вскричала Марго.

Мама слишком запыхалась, чтобы отвечать.

— Ага! — воскликнул турок. — Видишь, Миндальный цветок, этот барашек такой же прыткий, как я! Ну, давай, удалец, выходи!

Барашек принял вызов с такой скоростью и внезапностью, что застиг турка врасплох. Выбив копытцами пулеметную очередь по чисто выскобленному полу, он пролетел черным облачком через комнату и с громким стуком боднул голени своего хозяина, так что тот шлепнулся на диван рядом с мамой, крича от ярости и боли. Моим голеням не раз доставались такие удары, и я вполне ему сочувствовал.

Три жены турецкого гостя, потрясенные падением своего повелителя, в ужасе замерли, но не замолкли — ни дать ни взять три минарета на закате. В эту увлекательную минуту появились Ларри и Лесли. Стоя в дверях, они впитывали глазами невероятную сцену, я гонялся по комнате за строптивым барашком, Марго успокаивала трех завывающих женщин в чадрах, мама барахталась на диване в компании с престарелым турком.

— Мама, тебе не кажется, что ты уже несколько старовата для подобных потех? — полюбопытствовал Ларри.

— Ух ты! Поглядите на этот изумительный кинжал, — произнес Лесли, с интересом взирая на корчившегося турка.

— Не говори глупостей, Ларри, — сердито сказала мама, растирая икры. — Это все турок, знакомый Марго, виноват.

— Туркам нельзя доверять, — заметил Лесли, продолжая любоваться кинжалом. — Так говорит Спиро.

— Но почему ты барахтаешься вместе с турком в такое время суток? — допытывался Ларри. — Готовишься выступать на борцовском ковре?

— Перестань, Ларри, хватит с меня на сегодня, — ответила мама. — Не выводи меня из себя. Я сейчас мечтаю об одном — как бы поскорее избавиться от этого человека. Попроси его, чтобы он был так любезен и удалился.

— Не делай этого, ни в коем