Не родной папа - Ольга Тимофеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Спасибо.
— И Валере позвони, как я уйду, он просил.
— Обязательно. — Мы провожает Варю, а Вова тяжело вздыхает.
— Классная она, правда?
— Вов, ты серьезно, что ли? Она же старше тебя.
— А мне нравятся девушки постарше. С ровесницами мне скучно.
Закатываю глаза в ответ и набираю с этого телефона Валеру.
— Привет, Это Ева.
— Как дела? Варя вас там не замучила?
— Да, нет, все отлично.
— Я сейчас на операцию, сегодня приеду пораньше. Часам к пяти освобожусь. К нам заедет один мой друг, готовься к разговору.
Да уж. Освобожусь пораньше — на практике оказалось, что я освобожусь только к семи вечера. Теперь у меня на попечении двое детей. Еве хоть и есть восемнадцать, но пока для меня тоже, как маленькая девочка. О которой надо заботиться, направить, и решить проблемы.
По дороге домой я заезжаю в супермаркет. Покупаю продукты. Сейчас молодежь такая, что питается фастфудом, готовить не умеет. Предполагаю, что готовить им придется мне. Для себя лень, но их почему-то оставить голодными не могу. Я, конечно, тоже не шеф-повар, но, живя один, научишься и этому.
После магазина набираю друга в прокуратуре.
— Что сказать, Вал? Ты был прав. Она живет с отчимом. Он безработный.
— На что они живут?
— Мне вот тоже интересно на что. Вероятно, что-то незаконное, но задолженностей по квартплате нет. Уголовки нет, только административка. Сейчас он проживает с родным сыном и дочерью жены от первого брака в квартире жены, которая умерла в прошлом году. Девушке восемнадцать лет. В попечительстве не нуждается. Учится в университете. Второй курс. Мальчик ходит в сад. В квартире прописаны трое.
— Что еще известно про мать?
— Умерла от остановки сердца. Хотя болезней сопутствующих у нее не было. В заключение судмедэкспертизы ничего криминально нет. Но сам подумай, здоровая женщина вдруг умирает от инфаркта. Уголовное дело не заводили. Все чисто.
— Думаешь, он?
— Не знаю.
— Юр, а можешь пробить, есть ли какая-то связь между мной и их семьей. Не понимаю, девушка знала мою фамилию. Сказала, что нашла на сайте, но, сам понимаешь, она хотела мне брата своего оставить. Мол, на меня можно положиться. Нельзя просто так оставить ребенка кому-то незнакомому, тем более выбрать такого человека по фотографии.
— Это точно не твой ребенок?
— Не мой, я их первый раз вижу.
— Ну, мало ли ты гулял в юности. — Смеется Юрка.
— Слышь, поучился бы ты в меде, тогда бы понял, что там не до детей все пять лет. Я вообще такой фамилии не слышал никогда.
— Девушка заявление-то писать будет?
— Сегодня поговорю с ней. Не хочет почему-то. Сопротивляется. Хотя это решило бы ее проблему.
Прощаюсь с другом и еду в тишине домой. Мыслей много, как и версий. Но что от них толку, если не ясно, что, правда, а что ложь.
Паркуюсь и иду домой. Пахнет вкусно еще на лестничной клетке. Сглатываю скопившуюся слюну. Есть хочется безумно, а тут еще такие ароматы. В животе неприятно отзывается урчанием. А я усмехаюсь сам себе.
Если я хочу поесть так же вкусно, надо сейчас будет становиться к плите и готовить. Или можно не так вкусно. Пожарить яйца и сделать салат.
Открываю дверь в квартиру и замираю. В носу щекочет от еще более сильного аромата, что наполняет всю комнату. Оказывается, это моя квартира сейчас превратилась в ресторан.
— О, Вэлмен, вернулся. — Встречает меня Вовка. И протягивает руку, а я пожимаю в ответ. — Давай помогу с пакетом, забирает продукты
— На кухню отнеси, можешь разобрать.
— Окей, — усмехается мальчик, а я смотрю ему вслед. Делаю себе замечание, что не купил им одежды. Мальчик ходит по дому в одних трусиках, футболке и носках. Они ведь пришли ко мне без всего, надо было что-то приобрести ему из одежды.
Стягиваю обувь и слышу тихие шаги в коридоре. Вскидываю глаза и вижу сначала обнаженные щиколотки, тонкие коленки, стройные бедра и край моей футболки, которую дал еще вчера.
— Здравствуйте
— Привет, — на футболке не задерживаюсь и смотрю в глаза. — Это у нас в квартире так пахнет или просто через вентиляцию натянуло?
— У нас, я плов сделала. Ужинать будите?
— Буду, ты приготовила?
— Да, — тихо отвечает.
— Душ приму, переоденусь и поужинаю. Пахнет вкусно. Ты бы оделась. — Щеки девушки тут же вспыхивают от двусмысленности моей фразы. — На, хотя бы халат мой накинь. Все равно не ношу его почти. Подаю ей махровый коричневый халат.
— Спасибо, — тихо кивает и надевает. Втягивает чуть сильнее носом воздух, опуская глаза.
Вот она не говорит ничего, молчит. А я чувствую какое-то звенящее чувство вины в воздухе. Не пойму только за что.
— Я тогда на кухне подожду. — Боится в глаза посмотреть.
— Что-то случилось, Ева?
— Нет, — мельком скользит по мне взглядом. Стоит на месте. Как будто ждет, что я должен дать разрешение.
Больно смотреть на нее, такая красивая, но эти синяки так портят ее нежную красоту. Хочется засадить этого гада на пожизненное за такое обращение.
— Ева, говори, — чуть повышаю голос. Хочу скорее в душ и есть. Девушка на секунду захлопывает веки и вздрагивает. Меня боится. Вернее не меня, а то, что может взрослый мужчина сделать с ней. Но при этом покорно согласна на это. Не убегает. Не закрывается. Не сопротивляется. Беру свою домашнюю одежду и иду к выходу из комнаты. Останавливаюсь возле Евы. — Не бойся меня. — Не знаю, зачем это говорю. Зачем потом обнимаю. Но ее взгляд этот кроличий убивает всякое желание капаться в ее прошлом и снова делать больно. В руках моих часто дышать начинает. Заплачет сейчас, если ничего не сделаю. Поэтому отстраняюсь и улыбаюсь. Тон смягчаю. — Иди, накладывай, мне надо пять минут.
Быстро душ принимаю и иду на кухню. Ева уже поставила тарелку с едой на стол, Вова рядом крутится.
— Я всегда сижу тут, — сажусь на свое место и передвигаю тарелку. — Люблю постоянство. Это не вызывает лишних размышлений.
— А я тогда можно тут буду сидеть? — спрашивает мальчик и вызывает улыбку.
— Знаешь, как в древние времена было? Сначала мужчины, потом женщины, потом дети. Поэтому Ева может первой выбрать себе место.
— Мне все равно.
— Нет, не все равно. Выбирай.
— Пусть будет тут, — указывает на пустое место. Уступает брату.
— Ты ела? — киваю девушку, потому что вид такой, будто сейчас упадет в обморок. Соглашается. — А Вова?